Когда я оказался в тепле, передо мной вновь возник ласковый образ Коломбины, и я сладко задремал. Электричка вдруг остановилась. Я открыл один глаз и увидел перед носом ветвистую железнодорожную схему. Мне мгновенно стало ясно, что если я сейчас пересяду на поезд, идущий в Кубинку, то окажусь у Коломбины через пятнадцать минут! Все во мне напряглось, как струна, и я рванулся к выходу. Двери тут же закрылись, и левую ногу зажало. Электричка тем временем тронулась, набирая скорость, и меня поволокло по платформе. Край платформы уже приближался; я понял, что меня сейчас сбросит на рельсы, и заорал что было мочи. Поезд дотащил меня до конца перрона и вдруг остановился. Я с ужасом посмотрел на тяжелые колеса, под которыми чуть не погиб, выдернул ногу и, провожаемый фаллической бранью машиниста, пошатываясь, отошел от края.
"Смерть советует, – пронеслось в моем сознании, – что надо возвращаться к Джи". Но я не смог победить соблазн и все равно поехал в Кубинку! Когда я позвонил в дверь Коломбины, было уже семь утра.
– Это ты? – удивилась она. – А я всю ночь проплакала.
– Я это чувствовал! – воскликнул я, и сердце мое затрепетало. – Я знал, что ты меня ждешь.
– В наш магазин завезли импортные дубленки, а мне не хватает трехсот рублей. Ты ведь дашь мне деньги? – сквозь слезы спросила она, и в ее глазах заиграли алчные огоньки.
– А я чуть не погиб из-за тебя, – грустно сказал я.
– Лучше бы ты не приезжал, – вновь разревелась она.
– Эх, Петрович, пропадет твоя буйная головушка, – вздохнул Джи, – если ты свою пылкую кровь не направишь на работу над собой. За повышение уровня бытия всегда приходится дорого платить. А теперь надо сходить в магазин и устроить праздник – как в евангельской притче о блудном сыне.
Я быстро оделся, взял сумки, и мы отправились в магазин, расположенный в двух километрах от домика. Мы шли по лесной дорожке меж стройных сосен, поскрипывая замерзшим снегом.
– Ты, брат Касьян, так и не хочешь меняться в лучшую сторону, – сказал Джи, поглядывая на меня.
~ Хочу, но не знаю, как.
– Выпиши все свои отрицательные "я" и начни ежедневно работать над каждым из них. Через год ты сможешь проверить по этой таблице, насколько ты изменился.
– Я вижу себя прилежным учеником, которому нечего исправлять в своем сэлфе.
– Либо ты притворяешься ослом, либо завис в самолюбовании, – ответил Джи. – Поработай над шайками анархистов, которые в круговой осаде засели в кундабуфере.
– Я в них не разбираюсь.
– Тогда записывай, – отвечал Джи. – Первая шайка состоит из ревности к Гиацинте, пренебрежения к Фее и негативов к Петровичу Вторая – лелеет инфернальную мечту о распаде твоей монады, обещая свободу Высшего "Я". Третья пленила тебя постоянной обидой на мои коррекции. Четвертая опускает тебя на уровень второй чакры, в солдафонскую грубость и страх перед прыжком в котел с мертвой и живой водой алхимической трансмутации. Как ты видишь, твое обучение зашло в абсолютный тупик. Ты напрасно ходишь по обучающим ситуациям, не понимая, что они дают. Ты не интересуешься собратьями по Школе и не передаешь им свой внутренний опыт.
Я недовольно выслушал сообщение о внутренних разбойниках, а Джи добавил:
– Эти хаотические "я" создают мефистофельский образ, который уже стал вырисовываться на твоем благородном челе.
– Я рад бы все изменить, только не знаю, как.
– Для этого надо тебе пройти стадию Альбедо, – ответил Джи. – Начни ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. А там батюшка приструнит твоих чертей крестом и святой водой.
В это время мы подошли к небольшому магазинчику, стоявшему у железнодорожного полотна. Я купил жирного цыпленка, красного вина и кило сухой московской колбасы.
– Ну, теперь Фея будет довольна, – заметил Джи.
– Не могли бы вы описать мои рабочие "я"? – попросил я с надеждой.
– Твои рабочие "я" на этом фоне выглядят весьма печально, – ответил Джи, когда мы вышли с полными сетками. – Это нафантазированная преданность Пути, вялая работа над собой да отдаленное представление о том, как помочь Школе. Если ты думаешь, что все это можно подменить зарабатыванием денег-это непонимание третьей линии работы. Господа Бога карасями не купишь.
А в своем мефистофельском обличии ты разрушил многие тонкие ситуации, которые я тщательно готовил и выращивал. Ты постоянно ставишь палки в колеса школьному строительству.
– Как ни печально, – отметил я, – но я все равно не замечаю проявлений своего темного начала.
– Хорошо, я помогу тебе, – сказал Джи. – Сосредоточь внимание на третьем глазе.
Я сконцентрировал взгляд на точке между бровями, и вдруг передо мной стали появляться ужасные образы темных существ.
– Ты видишь демонических существ, которые захватили пространство души, – пояснил Джи. – Когда я пытаюсь донести до тебя благую весть, эти монстры закрывают твою сущность темным покрывалом, и до тебя невозможно докричаться. Ты становишься глух и слеп. Эти демоны на все мои коррекции твоего поведения отвечают лютой ненавистью.
– Теперь до меня стало что-то доходить, – ответил я.