Мистический андеграунд

– Да потому что чистой доктрины даосизма не существует, – ответил Адмирал. – В названии книги Пу Сун-лина есть такая тонкость. Наш перевод: "Рассказы о людях необычайных". Оригинал – "Необычайные рассказы о людях". Еще в детстве я чувствовал эту ошибку. По этой неточности можно уже судить и об остальном переводе, – Адмирал снова подстроил гитару:

Сидит ширмач на Беломорканале,

Толкает тачку, стукает кайлой.

А фраера вдвойне богаче стали,

Кому же взяться опытной рукой?

Езжай, Маруся, милая, дотуда,

И обеспечь фартовому побег,

Да торопись, кудрявая, покуда

Не запропал хороший человек.

Маруся едет в литерном вагоне

И вот она у лагерных ворот

А в это время зорькою бубновой

Идет веселый лагерный развод.

Выходит Колька в кожаном реглане,

На нем кепи и яркий козырек,

В руках он держит разные бумаги,

А на груди – ударника значок.

На самом деле точно – никто не знает источника даосской Алхимии. Но если знать ее – тогда можно свободно ориентироваться в любой традиции. Даосская Алхимия в основном работает с запредельными вещами, которые совершенно непонятны профану.

В Алхимии есть несколько существенных доктрин, – продолжал Адмирал. – Первая: чтобы делать Золото, нужно его иметь. Традиция различает мертвое золото – ложки, браслеты, украшения – и природное золото – самородки, найденные на берегах рек, среди скал.

Алхимики имеют дело с природным золотом. Но они говорят, что оно – Свинец, над которым надо еще долго работать, трансформируя и проплавляя, чтобы получить настоящее Космическое Золото.

– Последний раз говорю, – вдруг заорал Петр Борисович, – хватит говорить про Алхимию! В моем доме тренируется сборная алкоголиков страны – и баста! – и он со всей силы ударил кулаком по столу. – Это разве пьянка? Пьянка только начинается!

– прокричал он и выпил еще стакан водки, затем покачнулся и, держась за стену, пошел в комнату и там растянулся на диване во весь свой огромный рост.

– Зачем вы возитесь с этой пьянью? – поинтересовался Джи.

– Нас должны окружать люди из народа, – заявил Суверен. Адмирал взял гитару:

О Маша, Маша, детка дорогая,

Привет Одессы розовым садам,

Скажи ты там, что Колька вырастает

Героем трассы в пламени труда.

Еще скажи: он больше не ворует,

Блатную жизнь навеки завязал.

Узнал он жизнь здесь новую такую,

Какую дал нам Беломорканал.

На Молдаванке музыка играет,

Кругом веселье пьяное шумит,

Пахан Марусе водки наливает,

Потом такую речь ей говорит:

У нас, ворья, суровые законы,

И по законам этим мы живем.

И если Колька честь свою уронит –

Мы ширмача попробуем пером…

Джи посмотрел на часы:

– Ну, мне пора. А вам, – он строго посмотрел на нас, – советую остаться, до тех пор пока Адмирал не передаст вам свою таинственную инспирацию.

– А в чем она будет состоять?

– Со временем узнаешь.

Джи оделся и, ни с кем не прощаясь, незаметно покинул квартирку-бис.

– А теперь – нашу песню, – сказал Адмирал.

Скоро, друзья, конец дороги,

Еще три шага, и вот –

Бархатный и высокий

Встанет перед нами эшафот.

Впереди еще три сантиметра,

Позади два десятка лет,

Еще волосы пьяны от ветра,

И лениво гибок скелет…

Суверен выпил стакан водки и застыл в странной позе на стуле, Адмирал от усталости опустил голову. Гитара выпала из рук и соскользнула на пол. Я положил голову на стол и тут же отключился.

Когда я очнулся, часы показывали два ночи. Суверен и Адмирал, так и не изменив позы, сидели, застывшие на стульях, как две восковые фигуры.

Тут из. двери появился Петр Борисович.

– Так надо ребятам помочь добраться до дивана, – шумно выдохнул он и потащил на плечах Суверена в комнату. – А вы с Петровичем можете пристроиться где-нибудь рядом, – по-доброму сказал он.

Рано утром Петр Борисович отправился на работу – грузить ящики в депо Москва-Товарная. Ровно в десять я вздрогнул от сильного удара в дверь. "А вот и милиция", – мелькнуло у меня в голове. Но на пороге появился плотный мужчина в штатском, с черной боярской бородой.

– У меня пятерка, – громовым голосом произнес он. – Пошлите кого-нибудь в очередь за пивом, – а сам, скинув галоши и пробасив "Господи, помилуй", направился на кухню и стал искать голодными глазами, чем похмелиться.

– Это наш орденский батюшка, – объяснил Суверен. – Так что тебе, Петрович, придется сгонять в магазин.

Выходя, Петрович шепнул мне на ухо:

– Я чувствую себя уже полностью выжженным.

– Ну, так поезжай к Коломбине и слегка развейся.

– Тогда я не пройду обучающую ситуацию, – испугался он.

– Значит, неси пиво.

– Только не выключай меня из своего внимания, – взмолился он, – иначе я не выдержу…

Не успел он вернуться, как дверь с шумом отворилась, и в коридор ввалился бледный Петр Борисович – на костылях, левая нога в гипсе.

– Что это с тобой приключилось? – басом спросил батюшка.

– Да вот Гиацинта приговорила, – отвечал хромой Петр. – Вчера соизволил нахамить ей по телефону, а сегодня погрузчик ногу переехал.

– Молись Господу-и все пройдет, – громовым голосом пропел батюшка.

– Я уж лучше буду водку пить, – ухмыльнулся Петр, – она у меня вместо молитвы, – и проковылял на кухню. Он осторожно сел на табуретку, отставил костыли в сторону и быстро выпил стакан водки.