Мистическое кольцо символистов

Я в свисте временных потоков,
Мой черный плащ мятежно рвущих.
Зову людей, ищу пророков,
О тайне неба вопиющих.
Иду вперед я быстрым шагом.

И вот – утес, и вы стоите

В венце из звезд упорным магом,
С улыбкой вещею глядите.
У ног веков нестройный рокот,
Катясь, бунтует в вечном сне.
И голос ваш – орлиный клекот –
Растет в орлиной вышине.
В венце огня над царством скуки,
Над временем вознесены –
Застывший маг, сложивший руки,
Пророк безвременной весны.

– Андрей Белый, стихотворение «Маг», посвящено Валерию Яковлевичу Брюсову, – явно гордясь внуком, сообщила бабушка.

– Хорошо прочел, и стихи хорошие, никогда раньше не слышала, – похвалила Гальперина.

– Мы специально такие искали, – польщенно зарделась собеседница.

– У вас получилось, – улыбнулась руководительница театральной студии.

Поставила в блокноте цифру один и вписала имя первого кружковца.

Когда бабушка и внук отошли, Ксения Всеволодовна наклонилась ко мне и зашептала:

– О чем я и говорила! Андрей Белый как раз такой поэт, стихи которого мало кому известны. Имя у всех на слуху, а что написал – никто не вспомнит.

Следом за первыми желающими записаться в театральный кружок потянулись другие, и все в основном читали Пушкина, Лермонтова и Крылова. Значительно реже звучали Блок и Ахматова, Цветаева и Пастернак. Иногда баснописца Крылова заменял Лафонтен, и совсем редко – Сергей Михалков и Есенин. Но самой большой популярностью среди чтецов отчего-то пользовался «Федот-стрелец». Вскоре я уже знала сказку Филатова наизусть. И думала, что сойду с ума, слушая в двадцатый раз с сарказмом произносимое тонкими детскими голосами.

Ты чего-то не в себе,
вон, и прыщик на губе!
Растеряешь ты здоровье
в политической борьбе!

Я закрывала глаза и принималась считать до пяти.

Москва, август 1910 года

Начальник следственного отдела сыскной полиции вышел из подъезда издательства «Скорпион» и в поисках машины огляделся по сторонам. Спасаясь от августовской жары, ротмистр отогнал авто в тенек. Не спускающий глаз с подъезда издательства Герман фон Бекк, привлекая внимание Чурилина, нажал на грушу клаксона. В тот же миг звуки вальса «На сопках Манчжурии» огласили окрестности. Василий Степанович махнул рукой и, приблизившись к авто, забрался внутрь.

– А знаете ли вы, что стихи Александра Зорина принесла в издательство Ольга Павловна Волынская? – уныло осведомился сыщик. И мрачно добавил: – Пока я ничего не понимаю, однако чутье мне подсказывает, что это неспроста.

Герман насторожился. Ситуация с фальшивой княжной не нравилась ему все больше. Желая убедиться, на месте ли телеграмма из Лондона, фон Бекк провел рукой по карману френча, почувствовал сквозь прохладную шелковистую ткань захрустевшую в кармане бумагу, однако до поры до времени решил ничего не говорить, и, вопросительно склонив голову, обернулся к Чурилину.

– Ну что, Василий Степанович, едем к Амалии?

– Само собой, – озабоченно кивнул сыщик.

Проехав по бульвару, свернули на Никольскую. Автомобиль неспешно приблизился к дому Амалии Коган и остановился перед подъездом. Выбравшись из салона авто, все трое поднялись на крыльцо. Идущий первым ротмистр, потянув на себя тяжелую дверь, зашел в парадное, пропустив Чурилина и груженного камерой фон Бекка. Швейцар дремал, склонившись над развернутой газетой, однако при звуке открываемой двери тут же встрепенулся и торопливо поднялся с табурета, услужливо склонившись в полупоклон.

– К кому господа изволят пожаловать?

– Добрый день, любезный, – деловито откликнулся Чурилин. – Проводите нас к госпоже Коган.

Швейцар служил не первый год, и шумиха вокруг Амалии происходила на его глазах. И уж, конечно, он сразу же признал как Германа Леонидовича, так и чиновников сыскного управления. Спрятав ухмылку в пышные усы, швейцар почтительно проговорил:

– Прошу господ подниматься в третий этаж.

И, не удержавшись, саркастически добавил, распахивая дверцы лифта, пропуская посетителей в кабину:

– Неужто господа полицейские уже забыли, где Амалия Карловна проживают?

Захлопнув дверцы изнутри, швейцар нажал на кнопку третьего этажа и, дождавшись, когда кабина лифта поднимется и, дернувшись в конвульсиях, замрет, выпустил приехавших, ожидая награды. Получил от фон Бекка пятак, низко поклонившись, заперся в кабине и спустился вниз.