Мистика и философия спецслужб: спецоперации в непознанном

В своих исследованиях Люси Рорк-Адамс выдвинула гипотезу, что у человека при напряженной интеллектуальной деятельности вне зависимости от его возраста начинают расти аксоны и дендриты, которые затем за счет синергетически процессов, происходящих в мозгу, упорядочиваются и сформировываются в новую систему обработки и передачи информации, что, по ее мнению, развивают способности человека. Эксперименты на подопытных животных подтвердили этот вывод, но продолжать исследования с людьми по каким-то причинам она не стала.

Мы не оставили выводы американской ученой без внимания и, привнеся свои идеи, с учетом материала Наполеона Хилла, создали свой путь познания тайн мозга, а потом и уникальный, до сих пор никем не превзойденный, курс раскрытия феноменальных способностей.

Впоследствии на книжных полках появилась литература, содержащая материалы со многими тестами и тренировочными упражнениями, предназначенными для тренировки мозговой деятельности. Многие находки авторов тоже пригодились в отработке методики и приведении ее к совершенному виду.

Глава 13 Закат и возрождение. «Феникс»

Последним начальником Генерального штаба, с которым мне удалось поработать, оказался Анатолий Квашнин, который одобрил мое предложение создать в его управлении интеллектуальный аналитический центр и первое время во многом опирался на его проработки. Однако потом по мере накопления опыта руководства Генштабом он всё реже пользовался нашими услугами тем более, что в качестве первого заместителя у него работал генерал-полковник Валерий Леонидович Манилов, интеллект которого затмевал работу некоторых научных институтов. Его карьера в центральном аппарате Минобороны началась ещё в семидесятые годы, и он за короткое время стал незаменимым аналитиком и спичрайтером министра обороны.

В то время я, уже предчувствовал скорый закат деятельности нашей части. Дело в том, что в своей работе мы постоянно отслеживали уровень результатов аналогичной деятельности наших постоянных оппонентов — американцев. Постепенно чаша весов начала медленно склоняться в нашу сторону, а к концу 90-х годов мы отчетливо поняли, что по самому уязвимому ранее для нас вопросу — подготовке и практическому использованию людей с неординарными способностями — мы оторвались от США весьма основательно. Наша школа подготовки подобных операторов оказалась на порядки эффективнее всех остальных в мире. Осознав это, я ждал ответной реакции со стороны США, так как понимал, что в этой сфере противоборства, секретов почти не бывает. Реакция, разумеется, последовала почти незамедлительно. Однако совсем не оттуда, откуда можно было бы предположить. Еще с 1999 года мы стали ощущать непонятный негативный прессинг со стороны окружения Квашнина. В какой-то степени я предполагал, что этот негатив, вызван появлением в нашем Управлении комплекса психотестирования, позволяющего выявлять непорядочных, равнодушных и некомпетентных руководителей и рядовых сотрудников. Структурные преобразования в Управлении тоже многим оказались не по вкусу, а кое-кому показались даже вредными, поскольку подрывали устои десятилетиями сложившейся громоздкой бюрократической системы чиновозвышения и властвования. Завершило кампанию борьбы с нашими научными прорывами убийство одного из руководителей научной лаборатории, добившейся выдающихся результатов в разработке новых методов борьбы с вероятным противником. Возможно, это было и совпадение, но уж слишком в «нужное» время произошла эта трагедия, которая могла бы сказаться на наших работах, если бы мы не предусмотрели дублирующих вариантов.

В результате как-то вечером начальник Генштаба позвонил мне и срывающимся от раздражения голосом спросил:

— Что творится у тебя в управлении?! Чем вы занимаетесь?! Ты, почему мне ничего не докладываешь?!

Признаюсь честно, что я был готов к таким вопросам, так как уже просчитал ситуацию заранее. Поэтому жёсткий тон меня не только не смутил, а даже, в какой-то степени, обрадовал. Я спокойно ответил, что понимаю, почему мне задаются подобные вопросы, но ответ на них лучше искать не по телефону или на ковре у него в кабинете, а придти самому в моё подразделение и увидеть всё своими собственными глазами.

Квашнин с моим предложением согласился.

На следующее утро я зашёл за ним, и мы последовали в расположение моего управления. Следы раздражения на лице начальника Генштаба оставались, однако ярости, мешающей адекватно оценивать обстановку, в его глазах уже не было. Войдя в коридор управления, вдоль которого располагались кабинеты сотрудников, большие холлы и служебные помещения, Квашнин опытным взглядом оценил идеальный порядок, ощутил флюиды творчества, инициативы и строгого военного уклада. Он увидел, что сегодня всё было, также как и всегда.

Никакого «шоу» ему не готовили. Царила привычная атмосфера: сотрудники были собранны, деловиты и спокойно, без смущения, выполняли свою работу, хоть многие из них так близко начальника Генерального штаба ещё не видели.