«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Изображая пару явных соперников, связанных взаимным влиянием и вместе с тем отражающих друг друга, Шинкарев показывает, что именно игра позволяет сбрасывать приставшие к нам неподвижные образы самих себя. Впрочем, эти застывшие маски допускают и возможность увлекательной мелодрамы; многие российские читатели легко услышат в двух шинкаревских книгах отзвуки гоголевской «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (1834), рассказывающей о жестокой размолвке двух друзей, начавшейся из-за ружья. Даже телосложение гоголевских персонажей — один упитанный, другой худощавый — соответствует внешности Шагина и Шинкарева. «Конец митьков» демонстрирует описанный Юрием Лотманом принцип динамической организации художественного текста, обладающего чертами как бинарной, так и асимметричной системы. Не разделяя бахтинского убеждения в демократическом потенциале диалога, Лотман подчеркивает властный дисбаланс, возникающий при любом вербальном общении и неизбежно ведущий к дихотомии говорящего и слушателя[109]. Конечно, мы наблюдаем эту динамику борьбы в изображаемом Шинкаревым взаимодействии, в их отношениях с Шагиным. Однако в конечном счете два человека, о сколь бы ярких личностях ни шла речь и каким бы напряженным ни был их конфликт, не могут заслонить собой целое социальное движение, о принадлежности к которому они заявляют. «Конец митьков» являет собой документ рокового духовного союза. В то же время этот повествующий о взлете и падении текст не щадит и самого рассказчика, во многом отражая бахтинское представление о голосе романиста как об одном из многих в мире описываемых полифонических, контрапунктных отношений. «Конец митьков» — это не только «надгробное слово» о движении, но и заключительная часть романа с множественным авторством, которую следует рассматривать с перформативной точки зрения: как инсценировку, выражаясь словами Джудит Батлер, «слаженной физической деятельности», включающей в себя, в частности, «собрания, жесты, состояние покоя» и определяющей само понятие человеческого сообщества[110].

ГЛАВА 2 «КТО ЭТОТ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК?»: ДЭВИД БОУИ И РАЗМЫВАНИЕ ГРАНИЦ МАСКУЛИННОСТИ В ТВОРЧЕСТВЕ «МИТЬКОВ»

У каждого человека много, скажем так, ипостасей. Проснусь утром и вспомню: елы-палы, художник я или не художник? — всеми делами высокомерно пренебрегаю и давай картины писать. Или соображу: муж я или не муж?! — и иду на рынок за картошкой. Ипостаси спорят, кому проснуться: «Отец я или не отец?! Поэт или не поэт?! Гражданин или не гражданин?!»

Владимир Шинкарев. Конец митьков (2010)

We can beat them, forever and ever

Oh, we can be heroes, just for one day.

Дэвид Боуи. Heroes (1977)[111]