Митральезы для Белого генерала

— Я, Александр Иванович, — устало отозвался тот, выходя на свет.

— Как вам только пришло в голову эдакое безумие?

— О чем вы?

— Ну ведь свои же могли подстрелить… или текинцы зарубить, они ведь на саблях просто черти.

— Да ладно! Башибузуки как башибузуки. Ловки, конечно, сукины дети, но против этого шашка не пляшет.

С этими словами Дмитрий крутнул на пальце револьвер, как будто был шерифом на Диком Западе.

— А если бы не хватило патронов? — прищурившись, спросил штабс-капитан, но Будищев, не отвечая ему, выхватил второй «смит-вессон».

— Убедили, — махнул рукой командир.

Вместе они вернулись к костру и присели рядом с подвинувшимися охотниками.

— Эй, казачки, — обратился к шарящим по сумкам текинцев охотникам Будищев, — патроны там есть?

— А как же, вашбродь.

— Покажите.

Получив целую россыпь маслянистых цилиндров, Дмитрий принялся разглядывать их в отблесках гаснувшего костра, но вскоре был вынужден отложить в сторону.

— Ни хрена не видно, — с досадой буркнул он.

— Что вы хотите найти? — лениво спросил штабс-капитан.

— Да так, — пожал плечами кондуктор. — Не берите в голову.

— Вот и правильно. Посмотрите лучше, какая прекрасная ночь. Звезды мерцают, ветерок прохладный. Если бы не вонь от этого несчастного старика, лучшего бы и желать невозможно. Не находите?

— Нет, — мотнул головой Будищев и добавил вычитанную где-то фразу: — Труп врага всегда пахнет хорошо[25].

— Да вы философ, — засмеялся штабс-капитан. — Скажите, Дмитрий Николаевич, а не приходило ли вам в голову, что эти текинцы, или, как вы их называете, духи, в сущности, борются за свободу своей страны? Да-да, а мы с вами не более чем колонизаторы.

— Бремя белых — нести свет цивилизации, — зевнул в ответ кондуктор.

— А может, к черту такую цивилизацию, если ее надо насаждать штыками и картечью? К тому же, помяните мое слово, весь прогресс ограничится становым приставом и кабаком!

— А бордель будет? — заинтересованно спросил Будищев. — Если да, то все нормально.

— Нет, с вами решительно нельзя говорить ни о чем серьезном, — поморщился Слуцкий. — Вы непременно все сведете либо к похабщине, либо к чему похуже.

— А если серьезно, господин штабс-капитан, — грубо прервал его Дмитрий, — то подберите сопли и припомните того джигита, которого ваши «защитники отечества» давеча убили и ограбили. Мы его еще камнями закидали. Да, кабак, да, городовой, да, чиновник-взяточник. Но вот грабить, убивать и продавать в рабство ваши «патриоты» точно не смогут. По крайней мере, пока снова не станут независимыми.

— О чем вы? — удивился немного сконфуженный офицер, не ожидавший от грубоватого и не слишком хорошо образованного моряка такой отповеди.

Однако не склонный к пустопорожней рефлексии Будищев не стал ему отвечать, а поплотнее запахнулся в свой ватный халат и попытался заснуть.

«Гарнизонная стоянка». Только офицер, много лет прослуживший в армии, может понимать, сколько безнадежной тоски в этой фразе. Приличного общества нет, дам, хотя бы и неприличных, тоже. Все книги зачитаны до дыр, а газеты приходят с таким опозданием, что сведения о криминальных происшествиях во время святочных гуляний становятся известны посреди июльской жары. Что может быть хуже этого? Разве что гарнизонная стоянка в Закаспийском крае. Умножьте все вышеперечисленное на три, и вы получите хоть какое-то представление о жизни в Бами.

Жара. Скука. Из развлечений лишь редкие вечера в офицерском собрании да рассказы о стычках с воинственными туземцами. Последних, впрочем, тоже приструнили. Так что известия о нападениях на транспорты и отдаленные посты не приходили уже целую неделю.

И вдруг как гром среди ясного неба грянуло:

— Едет!

— Как? Уже? Слава тебе, Господи! — раздавалось со всех сторон, и сонная апатия мгновенно сменилась лихорадочным возбуждением.

— Да кто едет-то? — спросит непонятливый, и ответом ему будет гордое имя: — Скобелев!

Да, Белый генерал наконец-то закончил инспектировать линии снабжения и теперь возвращался к своей заскучавшей в диких песках армии.

Не успели нарочные принести эту весть, как только что сонный русский лагерь превратился в разворошенный палкой муравейник. Все куда-то бежали, всем сразу же нашлось дело. Военные приводили в порядок амуницию, интенданты документацию, маркитанты и те постарались прибраться у своих лавок и спрятать подальше залежалый и некачественный товар.

Не остался в стороне от всеобщего возбуждения и госпиталь. Хотя при докторе Студитском там и без того царили чистота и порядок, но все же у больных поменяли белье, а в кибитках лишний раз прибрались и проветрили. На первый взгляд все выглядело если не идеально, то максимально близко к этому, а стало быть, начальник госпиталя мог облегченно вздохнуть и присесть.

— Добрый день, Владимир Андреевич, — поприветствовал его непонятно откуда взявшийся Будищев.

— Добрый, Дмитрий Николаевич, — устало отозвался врач. — Вы к нам какими судьбами?

— Да вот, зашел моего обормота проведать.

— Кого, простите? Ах, вы, верно, про денщика. Шматов, кажется?

— Да-да, про него родимого. Как он?

— Как сказать. Раны все еще не хороши, но уже заживают.