Митральезы для Белого генерала

Если бы Дмитрий знал заранее, чем может закончиться эта пирушка, он, по всей вероятности, ни за что не пропустил бы ее. Но, увы, ему и в голову не могло прийти подобное развитие событий. Однако поздно вечером, когда он уже закончил наладку пулеметов и отмывал испачканные руки от смазки, перед ним возник качающийся подпоручик барон Штиглиц.

— Господин Будищев? — громко спросил он.

— И вам здравствуйте, Людвиг Александрович, — мрачно поприветствовал его моряк.

— Господин прапорщик, я имею сообщить вам, что вы подлец!

Сказать, что Дмитрия удивило подобное заявление — не сказать ничего! Отложив в сторону ветошь, он с интересом уставился на явно перебравшего офицера и не без юмора в голосе поинтересовался:

— Чем мотивируете?

— Вы негодяй! — последовал исчерпывающий ответ.

— Очень добрый день! А можно подробнее?

— Вы, милостивый государь, своими действиями компрометируете мою сестру!

— В смысле?!

— Как вы смеете ухаживать за ней и преподносить подарки?! Я требую, чтобы вы немедленно прекратили это безобразие!

— А то что? — не удержался от вопроса начинающий понимать, откуда ветер дует, Будищев.

— Будем стреляться! С двадцати… нет, с пятнадцати шагов!

Закончив свой спич, подпоручик четким строевым шагом подошел к Дмитрию и, коротко размахнувшись, попытался залепить ему пощечину. Однако попасть по физиономии прапорщика оказалось не так просто. Сообразив, к чему идет дело, он в последний момент просто отошел в сторону, и не рассчитавший сил бедняга Штиглиц плашмя грохнулся оземь.

— Что раззявились? — строго посмотрел на застывших от удивления матросов Будищев. — Не видите, человеку плохо? Взяли аккуратнышко и понесли.

— Кудыть, вашбродь?

— Лучше всего в госпиталь, — решил после недолгого раздумья Дмитрий. — Там ему и сопли вытрут, и клизму вставят, а отец Афанасий, в случае чего, и причастит!

Один мудрец, который, возможно, еще не родился, сказал, что утро добрым не бывает, и именно сегодня Будищев в очередной раз имел возможность убедиться в правоте доморощенного философа.

— Граф, вставай, — нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.

— Иди на хрен! — отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.

— Вставай, — проигнорировал всем известный адрес денщик.

— Ну какого черта? — обреченно вздохнул прапорщик.

— Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, — почтительно пояснил свое рвение Федор.

— Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! — чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. — Какого рожна ему надо?

— Не могу знать, — строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил: — Умываться будешь?

— Давай, — едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.

С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.

— Ох ты ж мать… — охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.

Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.

— Бриться будешь? — с невинным видом поинтересовался злодей.

— Издеваешься? — вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким[50].

— Почему? — искренне удивился приятель.

— Вода холодная! — попытался объяснить, как ему показалось, очевидную вещь Дмитрий.

— Так я нагрел…

Шеман, в отличие от своего подчиненного, выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.

— Наконец-то! — с явным облегчением встретил он прапорщика.

— А что за пожар? — спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.

— Нас ждет командующий.

— Нас? — в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.

— Представьте себе!

Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов, и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.

— Гэнерал вас ждет! — внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.