Митридат

— П-приказ… самого спирарха… — запинаясь, пробормотал каллатиец. — Может, уже пойдём? — спросил он жалобно, указывая на выход.

— Нет! — отрезала Ксено. — Я желаю посмотреть, — тоном, не терпящим отказа, произнесла она и надменно посмотрела на съёжившегося стражника.

— Ты слышал, что сказала госпожа? — угрожающе пробасил Калус. Ему надоело маяться безмолвным свидетелем разговора. — Вот, ещё раз прочти. Тут всё написано, — помахал он перед носом каллатийца пергаментом с печатью Гаттиона. — И поторопись, — добавил с угрозой, выпятив и так достаточно впечатляющую мускулистую грудь.

— А это за твои труды, — смягчилась девушка, и золотой статер скользнул в тёмную ладонь главного стражника.

— Ну… если так… — опасливо оглянувшись на приоткрытую дверь эргастула, каллатиец на ощупь определил достоинство монеты и в восхищении засеменил к таинственной двери.

Замок был смазан недавно, и стражнику не пришлось испытывать терпение Ксено; тихо скрипнув, дверь отворилась, и в колеблющемся неверном свете, отбрасываемом факелом, она увидела одетого в лохмотья человека, прикованного цепью к стене. Он лежал на охапке соломы, поджав колени к подбородку, чтобы согреться. Узник даже не пошевелился, когда Ксено вошла в камеру. Можно было подумать, что он крепко спит, но его тяжёлое, неровное дыхание и тёмные полосы на обнажённых участках спины, проглядывающие сквозь прорехи в одежде, предполагали несколько иную причину отсутствия внимания к нежданным посетителям.

Ксено вырвала факел из рук каллатийца и поднесла его поближе к недвижимой фигуре. Приглушённый крик, похожий на стон, вырвался из девичьей груди, и перепуганный Калус едва успел подхватить её обмякшее тело — Ксено узнала Савмака и на какой-то миг потеряла сознание.

— Я ведь предупреждал! — вскричал главный стражник, в страхе заламывая руки. — Унеси её отсюда, — с мольбой обратился он к борцу. — Если с нею что-нибудь случится, спирарх Гаттион повесит меня на первом попавшемся суку.

— Следовало бы… — рыкнул здоровяк, поднимая выпавший из рук девушки факел.

— Стой! — приказала Ксено и встала на ноги. — Держи и поди прочь отсюда, — с этими словами она швырнула к ногам каллатийца кошелёк с монетами, на который он бросился, как коршун на перепёлку.

— Иди-иди… — Калус вытеснил из его камеры и стал на пороге, широко расставив ноги. — Посторожи у входа, чтобы никто не помешал госпоже.

Ксено, не обращая внимания на грязный пол, опустилась на колени, достала из корзинки кувшин с вином, наполнила чашу и бережно подняв голову юноши, влила крепкий ароматный напиток сквозь запёкшиеся губы. Не открывая глаз, Савмак сделал глоток, другой, а затем жадно выпил чашу до дна.

— Кто… это? — спросил он, с усилием подняв опухшие веки. — Мама? Ты… здесь?

— Нет, это… я, — дрожащим голосом ответила Ксено; она уже не могла сдержать слёз, бурно хлынувших из её прекрасных глаз.

— Ксено? — пробормотал юноша и, словно слепой, нащупал её руку. — О, всемилостивейшая Апи, я брежу…

— Да, да, это я! — твердила рыдающая девушка, и сверкающие хрустальными искрами слезинки падали на измождённое лицо узника.

— Кгм… — напомнил о своём присутствии смущённый Калус. — Госпожа, я думаю, ему не помешает ещё одна чаша… — с этими словами он помог усадить Савмака и с известной сноровкой повторил операцию с кувшином, проделанную чуть раньше Ксено.

Савмак пил вино медленно, врастяжку, ощущая, как с каждым глотком прибавляется сил. Глядя на юношу, Калус про себя вздохнул, и с вожделением вдохнул терпкий аромат дорогого заморского напитка.

— Помоги, — сказала ему Ксено, украдкой смахнула слёзы, и начала снимать изорванную плетями куртку Савмака.

Юноша не сопротивлялся — он всё ещё не мог прийти в себя от изумления: появление Ксено в темнице было похоже на прекрасный сон, и он боялся лишний раз шелохнуться или произнести слово, чтобы не вспугнуть чудесное, невероятное видение. Он даже не вздрогнул от боли, когда Ксено промывала его израненную спину вином и смазывала следы от побоев оливковым маслом. И только когда изголодавшийся юноша покончил с припасённой предусмотрительной девушкой снедью, он наконец спросил, настороженно глядя на бледную Ксено:

— За какие это заслуги неумытый варвар заслужил такие почести?

— Прости… прости… за неумные, обидные слова… — она поникла головой, и слёзы вновь оросили её щёки.

— Не нужно… перестань… — растерявшийся Савмак умоляюще посмотрел в сторону Калуса, но тот демонстративно отвернулся и делал вид, что не слышит их речей.