Митридат

— Он трус! Жалкий, ничтожный человечишко, — презрительно покривил полные, резко очерченные губы Диофант.

— Молодость… — с мягкой улыбкой покачал головой иудей. — Но это пройдёт. К сожалению… — он вздохнул. — Если самого никчёмного запаршивевшего кота загнать в угол, он может превратиться в бешеного барса.

— Я едва не помер от стыда на приёме у царицы. Перед этим… «барсом» склоняли головы самые знатные и уважаемые граждане Синопы. Нужно было видеть, как он пыжился, нужно было чуять, какие запахи источали его одежды. Несло благовониями, словно от дешёвой уличной гетеры.

— А ты? Как поступил ты, мой юный друг?

— Уж я-то голову перед ним не склонил, — с вызовом тряхнул кудрями Диофант. — Постарался встать позади всех.

— Мудро, — с одобрением посмотрел на него Иорам бен Шамах. — Не нужно дразнить змею без нужды.

— Я хочу оставить службу. Буду писать трактаты по истории. Нет сил пресмыкаться перед этим выскочкой.

— А вот этого делать не стоит.

— Почему?

— Диофант, ты нам нужен. Очень нужен. И именно там, где требуются твои воинский талант и гражданское мужество.

— Нам? Прости, Иорам, но я не понял… Кому?

— Не требую от тебя слова в сохранении тайны, которую ты сейчас узнаешь. Ибо верю, что честь для таксиарха Диофанта — не пустой звук… Скоро грядут великие перемены в Понте. К ним надо быть готовым, но их необходимо поторопить, положив ради этого немало сил, а то и жизней.

— О каких переменах ты говоришь?

— Царица Лаодика управлять Понтом не способна. Мы постепенно превращаемся в провинцию Рима. Позор! На троне должен быть юный Митридат. Только он способен продолжить начатое его отцом. Свобода — не отвлечённое понятие. Смысл его — это сильное, способное постоять за себя, государство Понт. Где властвует умный правитель, где все веры равны, и никто не будет отбирать у нищего последний кусок хлеба, чтобы заплатить дань Риму, и где вместо грязных доносов и наушничества, ведущих к распрям, воцарятся труд и благоденствие. Уже есть люди, готовые поддержать и словом и делом будущего царя Понта Митридата. И ты, надеюсь, тоже будешь в их числе.

— Я готов! — взволнованно воскликнул Диофант. — Что от меня требуется?

— Выдержка и ещё раз выдержка. Ты должен войти в доверие к Лаодике и получить под своё командование царскую хилию, а также галлов. Да, я знаю, что это будет трудно, — правильно истолковал Иорам бен Шамах сомнение, проявившееся на лице Диофанта. — Митридат Эвергет был чересчур благосклонен к сыну гиппарха Асклепиодора. Правда, за его воинские заслуги. Но я знаю и то, что гоплиты хилии и Арторикс не потерпят тугоумных бездарей, метящих на место хилиарха[116] при посредничестве Клеона. А царица вовсе не глупа, и бунта в своих отборных войсках не допустит. Думаю, ей подскажут, кто достоин этого поста… — хитро улыбнулся иудей.

— Это всё?

— Нет. Самое главное — уберечь юного Митридата от злого умысла. Я боюсь за его жизнь.

— Ты думаешь?..

— В этом я почти не сомневаюсь. Мне довелось предпринять кое-какие меры, чтобы уберечь его от отравителей. Но зло многолико, а Митридат не Ахилл[117]. Убийца царя до сих пор не найден. Кто знает, не готовит ли он снова своё зелье…

— Мне сообщили, что внезапно исчез главный евнух.

— Я знаю. На следующий день после смерти Митридата Эвергета. Кто-то старательно заметает следы. Могу сказать больше — нового повара взяли в царский дворец по велению Лаодики.

— Неужели?.. — Диофант содрогнулся.

— Мысли человеческие нельзя прочесть, а поступки — предугадать. И в том великая мудрость творца нашего. Добро и зло непредсказуемы, но в их противоборстве рождается то равновесие, которое не позволяет царству тьмы завладеть Землёй. Как день сменяет ночь, так и эти два противоположных начала мироздания находятся в вечном движении, ведут между собой бесконечный спор. И истина в этом споре — раннее утро, когда чёрные тени голубеют, а свет ещё не настолько ярок, чтобы ослепить зрячего. Лаодика — женщина, пусть царского рода, но в её жилах течёт кровь такого же цвета, что и у храмовой иеродулы…

Царица Лаодика бесцельно слонялась по андрону. Пустынный зал множил звуки шагов, вызывая тревожное чувство ожидания чего-то таинственного, какой-то неведомой опасности, непостижимой уму. Временами ей казалось, что следом кто-то крадётся; она резко оборачивалась, её глаза впитывали пустоту и неяркий свет заката, и вздох облегчения невольно вырывался сквозь пунцовые губы.

В андрон она приходила часто. Что-то влекло её сюда; может, жажда уединения, а, возможно, и нечто другое, о чём Лаодика боялась даже подумать.