Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Как и в триумфе Лукулла, сам царь Митридат блистал своим отсутствием. Вместо него на возвышенной платформе провезли его трон и скипетр; за ними последовали носилки со старинными персидскими диванами и старыми серебряными и золотыми колесницами — сокровища, которые перешли к Митридату от Дария I. Далее следовала большая серебряная статуя деда Митридата, Фарнака I и мраморная статуя Геракла с маленьким сыном Телефом на руках, моделью для которой послужил Митридат (рис. 3.7). Помпей продемонстрировал колоссальную 10-футовую (3-метровую) статую Митридата из литого золота — это, конечно, превзошло золотую статую Митридата в натуральную величину, которую привез Лукулл.

Помпей также заказал большие рисованные портреты Митридата и его семейства. Еще одна серия гигантских картин показывала ключевые сцены Митридатовых войн. Для зрителя такая повествовательная последовательность изображений была похожа на кадры фильма в замедленной съемке или на картинки в комиксе. Вот Митридат и его варварские полчища атакуют: вот Митридат проигрывает, вот Митридат оказался в осаде. Вот Тигран и Митридат ведут свои великолепные орды; за этим следует изображение поражения этих великих армий и, наконец, «тайное ночное бегство Митридата». Затем — ряд эмоциональных, волнующих картин, где показано, как Митридат умирает в своей башне, выпивая яд «с дочерями, которые решили погибнуть вместе с ним». Этих сцен, конечно, ни один римлянин не видел — это была художественная вольность и рассказы из вторых и третьих рук.

Помпей занес мятеж Фарнака на свой счет и хвастался тем, что он достиг того, что не удалось Сулле и Лукуллу, — именно он привел к гибели «неукротимого царя» Понта. Надпись на его посвящении военной добычи провозглашала: «Помпей Великий завершил тридцатилетнюю войну [и] обратил в бегство, рассеял, истребил или принял капитуляцию 12 миллионов 183 тысячи человек; потопил или захватил 846 кораблей [и] покорил земли от Азовского моря до Красного моря» и до Атлантического океана. Помпей «вернул римскому народу власть над морями [и] восторжествовал над Азией, Понтом, Арменией, Пафлагонией, Каппадокией, Киликией, Сирией, скифами, иудеями, албанами, иберами, арабами, критянами, бастарнами и, вдобавок к ним, над царями Митридатом и Тиграном»[541]

.

Для Рима, как заметил Плутарх, гибель Митридата была все равно что уничтожение 10 тысяч врагов одним метким ударом. Подчеркивание величия Митридата и его окончательного поражения послужило для прославления собственных достижений Помпея. И после четырех десятилетий войн некое восхищение и почтительный ужас окружали этого царя, который затмил всех других царей, благородного правителя, который властвовал пятьдесят семь лет, который покорил варваров, захватил Азию и Грецию и который сопротивлялся величайшим полководцам Рима и справился с тем, что должно было стать сокрушительным поражением; воин, который никогда не сдавался, но возобновлял борьбу снова и снова и потом — несмотря ни на что — ушел из жизни уже стариком так, как сам захотел, в царство своих отцов.

Жизнь Митридата была «американскими горками» из величественных побед и страшных поражений, где верность переходила в предательство, с минутами божественного счастья и страшной мести, когда игроки как на Востоке, так и на Западе маневрировали, стараясь встать на сторону победителя и сделать самый выгодный вклад на неустойчивой «фондовой бирже» политических альянсов. Митридат никогда не рисковал просто ради богатства или славы — хотя и в этом плане ставки тоже были высоки, — но боролся за то, чтобы продолжали жить его греко-персидско-анатолийские идеалы, и за свободу от римского господства. Неукротимый даже в поражении (этому дивился Аппиан), Митридат «не оставил неиспытанным ни одного пути к нападению». Плиний восхвалял его, как «величайшего царя своего времени». Веллей восхвалял Митридата, как человека «в войне изощренного»: «славный доблестью… всегда великий духом, вождь в замыслах, воин в бою, в ненависти к римлянам Ганнибал». Это был величайший царь после Александра, заявил Цицерон, — такой комплимент привел бы Митридата в восторг[542].

Помпей тоже отождествлял себя с Александром. Теперь он, так сказать, «рядился в тогу» Александра — и в прямом, и в переносном смысле. Помпей ехал по триумфальному пути в золотой колеснице, усыпанной сверкающими драгоценными камнями всех цветов. На его плечах лежал хрупкий, выцветший плащ Александра Великого — некогда драгоценная собственность Митридата Великого, «эллинизированного иранского Александра». Аппиан сомневался в подлинности плаща, однако людская вера облекла древнюю одежду почетом, каково бы ни было истинное ее происхождение. Когда Помпей любовно расправлял плащ, чтобы он был лучше виден на нем, раб, стоявший у него за спиной, начал шептать в уши победителя традиционное предупреждение: «Помни, что ты смертен»[543].