Мю Цефея. Переломный момент

С неожиданной силой старик рванет на себе рукав и, не переставая рыдать, ме-е-едленно, как в диком похмелье, перевернется набок. Никто не сможет прикоснуться к изуродованному: он поползет по парковке, оставляя тягучий след, к зеленому пятачку открывающегося парка. Лелея воспоминание об этой девочке, ее дивных понимающих глазах, он кулем скатится вниз, к вечерним террасам, разворошит охапки листьев и скошенную траву.

Старик сделает петлю. Добравшись до заветного переулка и ощутив прохладу брусчатки, он примется шарить под тусклым фонарем. Потом вдохнет прохлады и, опустошенный, заберется в обувную коробку.

Ночная разгуляй-жизнь будет греметь до утра, но старик проспит крепко.

Воспоминания вернутся на заре и — верится ему всей душой — будут светлыми.

Нужно живым (Лин Лобарев)

Солнце било сквозь листву прицельно и мощно. Моховая подушка слегка подавалась под шагами, над головой зудело что-то насекомое, а вокруг на много километров был совершенно безлюдный карельский лес. Алишер топал, ориентируясь по солнцу, и с трудом верил своему счастью.

Еще с утра, назагоравшись и наплававшись, он обрядился в дачный комбез и отправился пешком в сторону Старой Выри. До самого поселка Алишер доходить не планировал, просто места в ту сторону были чистыми, светлыми и, по отзывам, совершенно не заселенными. Ему, собственно, и хотелось тишины и природы, а людей не хотелось никаких. Он запланировал флаер прийти на сигнал за час до заката, нацепил браслет на загорелое запястье и пошагал через медвяно пахнущий луг к опушке. И вот теперь, после пары часов несложного марша, он, пожалуй, был готов остановиться.

Вверху зашебуршало, и перед Алишером в траву свалилась обгрызенная шишка. Он задрал голову. В ветвях мелькал пушистый беличий хвост.

Алишер засмеялся.

— Белки — обезьяны северных лесов, — сообщил он зверьку.

Вместо ответа вниз полетела еще одна шишка.

Переплетенный вьюнком и колючкой ржавый забор с распахнутыми наружу воротами появился перед ним неожиданно. Деревья подступали вплотную, сквозь полуоторванную створку пророс молодой орешник. Алишер резко остановился, вдохнул новый, непривычный запах и медленно, внимательно огляделся. Он не ждал ничего подобного, но удивляться совпадению тоже было странно.

Алишер осторожно прошел в ворота.

Внутри оказалось несколько свободнее: деревья словно жались к периметру, зато кустарник разросся вольно: обвалившиеся кирпичные стены еле выступали над зеленью. Если от ворот когда-то и вела дорога, сейчас от нее уже ничего не осталось. Алишер загородил ладонью глаза от низкого солнца и осторожно пошел к развалинам.

Когда прилетевший флаер тихо засвистел сигналом, Алишер неподвижно сидел на холодной гранитной плите, наполовину вросшей в землю посреди единственного здесь пустыря. Это был осколок старого монумента, Алишеру даже удалось, отбив плотную корку земли, расчистить остатки надписи. Надпись была сделана по-русски.

Флаер снова призывно засвистел, и Алишер встрепенулся. Огляделся, заново осознавая, где он и почему, потом вскочил на ноги, махнул флаеру и, когда тот завис в метре над землей, забрался внутрь. Машина в два круга набрала высоту, прежде чем ложиться на обратный курс, а он все смотрел вниз на развалины.

Букв на граните отсюда видно уже не было, но Алишер помнил их и так.

ПОМНИМ ВСЕХ…

ГОРЕМ ……

…НУЖНО ……

…НУЖНО ЖИВЫМ

…Все началось в позапрошлом году, когда Алишеру исполнилось пятнадцать. На профориентации он отметил минералогию, астрономию и биомеханику. Отметил бы еще психологию искусства и лингвистику, если бы разрешалось выбирать больше трех направлений. Маргошка, которая сразу взяла одну-единственную медицину, острила по этому поводу, что современные мужчины путаются только при выборе больше чем из двух пунктов, что делает их значительно умнее буриданова осла.

Астрономия отсеялась первой, оставив только интерес к новостям о звездных экспедициях и необоснованное чувство причастности к освоению дальнего космоса. Алишер решал, чем заняться теперь, биомеханикой или минералогией, когда две кузины по маминой линии озадачили его составлением фамильного древа. Тогда, пару лет назад, этим вдруг начали увлекаться все подряд, престиж профессии историка-документалиста взлетел на небывалую высоту, а сервера евразийского архива сутками вывешивали жалобную надпись: «Подождите, пожалуйста, ваш запрос обязательно будет выполнен через несколько минут». Алишер тогда демонстративно отворачивался от одноклассников, старательно вычерчивавших схемы родства, но отказать энергичным ровесницам не смог.

Собственно, все его участие ограничилось полетом к родственникам в Ашхабад. Настырные девицы добрались до начала XXI века, до родившегося в Москве в две тысячи четырнадцатом прапрапрадеда — и застопорились. Было известно, что родители прапрапрадеда приехали в тогдашнюю столицу из Туркменистана, Алишер же и сам до шести лет жил с родней в Ашхабаде, и кузины справедливо полагали, что в личных архивах может храниться что-то отсутствующее в центральных.