Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

Вынул лезвие из пореза и ввёл меч в колонну снова, под другим углом. Кусок колонны отделился так, словно вынули скибу из торта.

Беседка угрожающе, оглушительно треснула и просела. Выпорхнули испуганные птицы, выстрелила в воздух старая пыль, королевич вновь драпал со всех ног, не разбирая дороги.

Мир разом потерял рациональное зерно, стал чужим, неясным, зыбким, незнакомым. Словно попал в сон, где видишь что-то, точно понимая, что оно НЕПРАВИЛЬНОЕ, так не должно быть — но бессилен что-то изменить, доказать, убедить. Или хотя бы проснуться.

Парк, дорожки, статуи, виднеющийся микрорайон, то, что было опостылевшим, но обыденным, известным до облупленности, мимо чего равнодушно проходил каждый день, вдруг стало враждебным, инородным, выжидающим.

Он шел скорее по привычке, сжимая меч. Наверное, домой, но дом враз стал далеким и абстрактным — уже не было уверенности, что таковой когда-либо существовал.

— Эй!..

Посторонний звук пришел, как сквозь подушку. Некоторое время ему не находилось места среди всего, что переполнило слабую, как оказалось, душу.

— Эй!

Парк закончился. В том месте, где нередко куролесили на импровизированных пикниках пьяные компании, напоминавшие о себе свежими кострищами и опустевшими водочными бутылками, стоял полицейский УАЗик. Возле него двое стражей порядка — плотных, но не рыхлых. Лица трапециями, рыжий ёжик волос, мясистые губы.

Людей, работающих на земле, трудно удивить. Но и им, совершающих дежурный объезд проблемных в районе мест, странно было увидеть молодого, худого, чудаковатого человека — с вытаращенными (обдолбался!) глазами, бредущего не разбирая дороги — с огромным, зловещим клинком в руке.

Клинок и решил дело. Был бы просто наркоман, так и отпустили бы с миром — ну, а что толку в отделение его везти, даже если он и правда обширялся? Посидит там сутки, и всё равно выпустят. Сколько этих наркушников не вози, а пока сами не вымрут, ничего с ними не сделаешь.

Но невменяемый человек с эдакой саблей в руке — совсем другой разговор.

— Эй! Молодой человек!..

Вновь ноги сами решили — бросились наутек. Остатки разума капитулировали перед прямолинейными инстинктами. Елисей бежал, издавая какие-то странные, всхлипывающие, причитающие звуки.

Жиденько, как хлопушка, прозвучал выстрел — стреляли в воздух.

Полицейские, даром что производили впечатление грузных, гладких, лоснящихся, неповоротливых бобров, быстро и ловко среагировали — один выворачивал УАЗик, закрывая путь наперерез во дворы, другой гнался по пятам.

Какое-то учреждение — Елисей ходил мимо каждый день, но так и не знал — не то управа, не то пенсионный фонд, или еще что-то там; вбежал на боковой порог — дверь закрыта.

Меч срезал замок. Дернул дверь — отворилась, оставляя острые, жестяные лохмотья.

Вбежал. Какой-то коридор, кабинеты, стенды, стена с вымпелами и грамотами. Кулер с водой, кадки с фикусами, портрет президента. На древке, как тряпка на швабре, повис флаг.

Ходят какие-то люди, удивленно шарахаясь в стороны, кто-то сидит в коридоре на лавочках.

А сзади уже топот погони — и совершенно необъяснимый ужас охватывает абсолютно всё. Бежать! Бежать, не видя дороги — авось коридор куда-то приведет.

Лестница, второй этаж. Внезапно толпа — софиты, кинокамера, фотографы. В свете прожектора человек в пиджаке даёт на камеру интервью.

Все оборачиваются — на них бежит человек с мечом в руке.

Большинство отпрянуло в сторону. Одна женщина с ручной видеокамерой переводит ее на бегущего. За секунду до встречи она истошно кричит. Королевич тоже кричит в ужасе, пробегая мимо, случайно чиркая.

Крик прерывается бульканьем. Клинок окрашивается красным.

Тупик. Дальше бежать некуда, только в ближнюю дверь — за ней кабинет. В комнате несколько людей, кто-то перебирает за столом бумаги, кто-то снимает только что закипевший чайник.

Плача, королевич исступленно рубит окно. Пластик, стекло падают треугольными обрубками на улицу.

Кто-то позади врывается в кабинет. Королевич прыгает на стол, затем на подоконник, и, не думая, вниз.

Спотыкается об остатки рамы, бьется головой и случайно выпускает меч, натыкаясь на него.

Доля секунды невероятной, адской, сатанинской боли — и всё навсегда смеркается.

Тело падает на землю из окна, развалившись на две чурки.

Жрать (автор Роман Арилин)

Посвящается Белке и Стрелке,

наивным героическим покорителям

космического пространства.

Ребра трещат и впиваются в легкие. Что-то лопается и едва слышно булькает внутри. Печенка? Или селезенка? Теперь все равно.

Индикатор ускорения мигает красным, показывая трехзначную цифру. Боли нет, только холод. И хочется жрать. Не дали перед отлетом поесть. Сказали — потом, как прилетишь на место, а сейчас нельзя. Первым делом задание, говорят. Секретная миссия, спасение всех, медлить нельзя, Солнце гаснет. Назвали меня героем, а еще… Слово чудное, забыл. Потом вспомню. А еды пожалели. Много в белых халатах. Забыл, как называют их. И какие-то люди за стеклом. Плачут. Снова не помню, кто это.