Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

— Можешь возвращаться в расположение части. Тебе придется немного подучиться. Только учти — огласки делу не будет. Ни наград, ни наказаний. И рот — на замке. Понял?

— Могила! — с улыбкой ответил Иван, став по стойке смирно.

— И… — казалась, главком колебался. — Скажи, но между нами, там, ну, раньше, я был?

— Да, адмирал — конечно. И вы были главкомом, героем войны. Я как раз уходил в прыжок, когда ваша яхта протаранила на орбите пассажирский лайнер, уводя его с линии огня и спасая от гибели. Ценой вашей жизни.

Зарисовки

Меч (автор Александр Бутенко)

Быть обладателем редкого имени — палка о двух концах. Локально известен, конечно, но не всегда узнаваемость добавляет счастья.

А еще намертво приклеиваются клички. «Королевич» — не самая дурная, но Елисея, к его неполным восемнадцати годам, она успела вусмерть достать.

Он был худой, черноволосый, с пирсингом в нижней губе и склонностью к мечтательности, к уходу в миры, превращающие его в непобедимого героя, легко и эффектно преодолевающего все сказочные невзгоды, к пронизанной кротостью влюбленности принцесс и умилению их вящих папаш.

Он шел, как обычно, через безлюдный, потёртый городской парк, сокращая путь по вытоптанной дорожке, обходя лужи.

Простая человеческая нужда отвлекла от очередной фантазии, в которой кипело сражение то ли с драконом, то ли с ордой осаждающих замок варваров. Королевич Елисей, прервав на время виртуальный ратный труд, сошел в кусты, неловко ступая по мокрой, разъезжающейся земле, и расстегнул ширинку.

Добавив шелесту, двинулся дальше, но вдруг в глубине парка увидел что-то странное, блестящее.

Любопытство победило. Прямо на земле, средь редкой травы, банок из-под пива и окурков лежал меч.

Меч был настоящий. Не нужно было быть специалистом, чтобы это определить.

Старинный, с массивной рукоятью, гардой, украшенной письменами и мутноватыми камнями.

Но больше всего поражало длинное лезвие — тонкое, как фольга, с матовым блеском — ни зазубрины, ни царапины.

Меч словно материализовался из снов и иллюзий. Вернулся к своему королевичу.

Елисей взял меч и изумился — несмотря на всю видимую массивность, он был невероятно лёгким. Рука держала его на весу, как пустой бамбук.

Надо сказать, что Королевич никогда доселе не держал в руках никакого холодного оружия в принципе, если не вспоминать всерьез кухонный секач для рубки мяса и кортик служилого прадеда-морехода из семейного музея.

Но хватило ума удержаться и не провести по лезвию — вспомнилось что-то из книг, про турецкий палаш и его остроту, при которой, если пальцем провести, то без оного и останешься.

Королевич неумело взмахнул мечом несколько раз. Тонкое, как фольга, лезвие издавало на ветру завораживающий мерный свист.

Направил лезвие на молодое деревце, приготовившись встретиться с ударом о жилистую древесную плоть, и — и чуть не свалился с ног от размаха. Меч совершенно непостижимым образом, игнорируя все физические законы, срезал преграду, прошел сквозь ствол так, словно его и не было, встретив лишь едва-едва чувствительное сопротивление.

Деревце несколько секунд раздумывало, еще не понимая, что оно уже мертво, и лишь потом замедленно и удивленно свалилось вбок, съехав по косому порезу.

Всё похолодело внутри. Лежащий в руке меч заключал мощь, пришедшую не из этого мира. Страх сменялся восторгом и снова страхом.

Елисей подошел к толстому старому раскидистому дубу. И даже не рубанул, а просто повел мечом в ствол.

Чудо! Лезвие вошло не труднее, чем нож в масло, враз добравшись почти до середины.

Глаза широко растворились сами. Елисей вынул меч. В дереве зиял узкий, гладкий пропил — как будто от бензопилы, только еще тоньше и без стружки.

Дуб угрожающе треснул, крона покачнулась. Королевич бросился наутёк, сжимая меч.

За всю жизнь не было столько чувств, что переполнили сейчас враз. Тело словно не свое — волнительная дрожь, ноги ватные колоды, в животе образовалась пустота, а сердце громыхало, как куница, накрытая ведром.

В глубине парка белели старые гипсовые статуи с отбитыми пальцами, изображавшие бравых советских спортсменов. Гипсовая метательница ядра, со всё еще аппетитными бедрами, в шортах, маечке и с обручем на голове, откидывавшем назад недлинные, волнистые волосы, смотрела на Елисея настороженно и сердито. Ее грудь была натёрта частыми хватаниями до матового блеска.

Меч прошел сквозь шею с шорохом. Порез был ровный, и голова осталась на месте.

Елисей поддел её. Тяжелый шар грузно рухнул в траву.

Обезглавленная метательница ядра смотрелась жутко. Порез был гладким и скользким, словно старый гипс долго шлифовали.

Туловище Королевича шло как пьяное. Волнение переросло в редкие одиночные конвульсии.

Вот старая беседка, покрытая наскальной живописью аборигенов и хранящая запах их нечистот.

Меч вошел до середины в колонну, всё так же легко, как в масло. Клинок, казалось, вообще не видел разницы, что ему резать. Плоть, дерево, стекло, гипс, железо, бетон — всё едино.