Мюнхен

«Придет день!» С заводов и фабрик выгоняли рабочих, был кризис. Некоторым разрешали вернуться. Тем, которые, измученные голодной жизнью, говорили, что они верят не в Маркса, а в Гитлера. Генлейн, ораторствуя на площадях и в пивных, требовал справедливости для немцев в Судетах. Он не говорил, что он имеет в виду под этой справедливостью, но его понимали. Он хотел привести три с лишним миллиона немцев к Гитлеру. Но одновременно с ними он хотел положить к его ногам и прекрасную землю, издавна венчавшую Чехию, Моравию и Силезию. Эмигранты из империи, которые видели это, бегали по Праге за каждым, хотел или не хотел тот их слушать, и предупреждали, сетовали.

В узких улочках деревянных городков на Шумаве и в Есенице еще не раздавалась стрельба. Но уже слышались ругань и марши. Учитель физкультуры Генлейн стал как бы наместником Гитлера в Чехословакии, хотя на собраниях судетских немцев рядом с флагом его партии развевался также и флаг республики. Границы между Чехословацкой республикой и империей Гитлера перестали быть границами между немцами в Чехии и немцами в Германии.

…Однажды в ольшанский дом вошла пани Магдалена из Дечина. В глазах ее застыл ужас. Она опустилась на диван, на котором всегда любила сидеть, держа за руку Аугуста Новака, друга старого Мартину, бросила на стол перчатки, сняла шляпу, стерла со лба пот и прошептала, смотря на Андулку и Яна Войтеха:

— Конец.

— О каком конце ты говоришь?

— «Получай прибыль, и прибыль постоянно возрастающую, чтобы тебе хорошо жилось на земле!» Это философия пана Рюммлера, моего мужа, он верил в это. Теперь он исчез!

Ее не поняли:

— Уехал?

— Нет. Его схватили и увезли.

— Куда?

— Не знаю.

— Но Дечин-то все-таки на нашей территории!

— Да. Но пан Рюммлер был схвачен в Дрездене.

— Что он там делал?

— Какие-то махинации с валютой.

— А ты?

— Я убежала из Дечина, чтобы меня не убили.

— Кто?

— Соседи. Немцы. К тому же мне не на что жить…

Все задумались. Потом старый Мартину произнес:

— Твой муж был знаком с юристом Кернером из Живностенского банка…

— Да. Он работал с ними.

— Они помогут тебе.

— Мне? Сейчас?

— Что будешь делать?

Вместо ответа она спросила:

— Енда вернулся из Парижа?

— Да. Но его жена и Еничек все в России.

— Это хорошо…

Ее опять не поняли. Они вообще ее не понимали. Магдалена встала и сняла сережки:

— Возьми, Андулка, мне они не нужны. Они бриллиантовые. Продашь их, когда будет хуже. Ведь надвигается война!

Пани Мартину сережек не взяла:

— Не будь глупой, сейчас не время делать подарки!

— Возьми их, или наступит конец и между нами! — Пани Магдалена покраснела от гнева. Затем сняла с рук браслет и кольца: — Это спрячь для Тани. Когда она вернется, передай ей привет от меня. Скажи, что я, хотя ее почти и не знала, все равно любила. — Она подошла к зеркалу, надела шляпу, попудрила лицо. — Мне надо идти, — сказала она. — Около дома меня ждет машина.

— Куда ты едешь?

— Пока что на Стромовку.

— Вечером зайдешь?

Она не ответила. Подала руку Яну Войтеху, поцеловала пани Мартину, неожиданно зарыдала, но, уходя, уже напевала какую-то мелодию.

— Несчастная женщина, — сказала пани Мартину.

— Эксцентричная, как всегда, — проговорил старый Мартину и потянулся к трубке.

Пани Магдалена приказала шоферу остановиться у костела святого Прокопа. Из телефонной будки она позвонила Яну Мартину в «Демократическую газету».

— Я рада, что снова тебя слышу. Передай от меня привет Тане, когда она вернется. Я была у вас дома. Ну, как там жизнь в Париже?

— Пани Магдалена, я бы с удовольствием с вами поговорил. Я мог бы вам многое рассказать.

— Меня ничто уже не удивит, мой друг! Я знаю, что надо делать.

Она повесила трубку, выбежала из будки и села в машину.

Путь ее лежал к Стромовке. Там Магдалена отпустила машину и вошла в парк. Она торопливо проходила мимо пустых пивных. Туфли погружались в песок, влажный от недавнего дождя. Цвели каштаны и магнолии. На склонах железнодорожной насыпи желтели одуванчики. Магдалена прошла под виадуком. Дорога вела к Влтаве, но Магдалена по ней не пошла. Она повернула на пустынную тропинку под насыпью, где пахло копотью, гниющими листьями и стоячей водой.

Вскоре она нашла место, где застрелился Аугуст Новак, когда она вышла замуж за богача спекулянта Рюммлера. На этой стороне не цвели одуванчики. Магдалена сломала вербовую веточку и положила ее на тропинку, где когда-то впиталась в глину кровь самоубийцы. Она уже была здесь однажды, много лет назад, во время первой мировой войны. Ее привел сюда глухой сторож, который нашел мертвое тело. Тогда она плакала. Сегодня у нее не было слез, чтобы плакать.