Мюррей Букчин и знахари

Каким бы ценным ни являлось рассуждение Радина по поводу таких сообществ, оно не подходит для неоседлых собирателей вроде бушменов, которые являются именно такими первобытными людьми, которыми интересуются примитивисты. Наличие вождя знаменует собой решительный разрыв с таким образом жизни. Эти «переменно формирующиеся вождества, промежуточные формы, которые, очевидно, происходят из эгалитарных обществ и предшествуют возникновению всех известных первобытных государств».69 Букчин, забывший выводы своего рассуждения, соглашается: «Например, вождество в простом племенном сообществе в потенциале было иерархией, обычно находившейся в стадии становления».70 А значит, руководящего класса нет даже в вождестве. Но если йокуты и не типичные охотники-собиратели, они типичные калифорнийские индейцы-собиратели. Антропологи отмечают «исключительный характер охотников-собирателей в Калифорнии» и понимают его причину: «Данные, представленные в таких книгах, как „Человек-охотник“ <которую Букчин обвинил в романтизации первобытности71>, подчёркивают то обстоятельство, что калифорнийские общества имеют более поразительное сходство с меланезийскими вождествами, чем с австралийскими или африканскими группами».72 И неважно, были или нет (были) первобытные общества зажиточными, – калифорнийские индейцы определённо были. По свидетельству охотника, обнаружившего их в 1827 году, они жили «в стране, где Создатель был щедр более чем когда-либо».73

Разумеется, вождество у йокутов самое что ни на есть скромное. Это положение передавалось по наследству, но если сообщество было недовольно вождём, его свергали и выбирали другого вождя из его семьи.74 «Уважаемые старейшины деревни осуществляли контроль за решениями вождя»;75 если он не следовал их совету, он рисковал положением. Полномочий у него, пусть и реальных, немного. Он решает, когда проводить различные церемонии (сам же их оплачивает).76 Он первый покидает летний лагерь, хотя остальные не обязательно тут же следуют за ним.77 Он рассматривает споры, с которыми к нему обращаются. Спорщики не обязаны обращаться к вождю, но в обращении есть преимущество: проигравший не подвергается мщению, что бывает в ином случае. Вождь является богатейшим человеком в деревне и не охотится.78 Часть дохода он перераспределяет среди беднейших жителей,79 но не в масштабах, бытующих в Полинезии. Суть его альянса с шаманами в его судебной власти. Люди знают, что если шаман, находящийся под покровительством, убьёт кого-нибудь, то вождь оградит его от мести или преследования. В свою очередь, шаман использует магию в интересах вождя.80 Возьмём крайний случай: если богатый человек отказывается участвовать в празднестве, тем самым отказываясь приносить вождю вознаграждение, шаман может наслать на человека болезнь. Шаман затягивает лечение, чтобы плата за него оказалась большей. Затем он делит гонорар с вождём81 – кто бы мог подумать, что делёж врачебного гонорара существует не только среди цивилизованных специалистов! Это был единственный специфичный пример, – не касающийся в целом шаманизма или даже йокутского шаманизма, – который Радин охарактеризовал как бандитизм.82 Но обратимся к худшим примерам, искажающим картину йокутского шаманизма.

Было несколько факторов, которые держали всех, кроме самых наглых и жадных, йокутских шаманов в узде. Важнейшим из них было наличие других шаманов. Среди этой прослойки убийство друг друга – редкость.83 Альянс между вождём и шаманом, как и между бандитами, не всегда был гладким. В некоторых случаях вождь мог разрешить или даже приказать расправиться с шаманом: «Такие убийства, однако, редкостью не были, и везло тому шаману, который жил вне подозрений».84 Друзья и родственники реальной или предполагаемой жертвы не обязательно были парализованы страхом и трепетом, как рассказывает один носитель языка, они «не всегда заступались перед вождём» за шамана.85 Согласно Э. Л. Кроберу, для йокутских шаманов насильственная смерть была обычным исходом.86 И даже в этой необычной, вероятно, единственной коррупционной ситуации у туземцев, люди верили, что шаманы не были зловредными. Колдовство являлось постоянной угрозой, «но это не значило, что человек жил в постоянном страхе и беспокойстве».87 Радин приходит к выводу, что не шаманизм сам по себе, а политически мотивированный шаманизм служил источником беспокойства. «Вера в духов или, если на то пошло, в магические обряды и заклинания становится побочным следствием…»88 Таким образом, Радин, единственная опора Букчина, опровергает его.