Читаем Миусская площадь полностью

Вальтер был одет совсем по-другому, видно было, что человек вернулся домой. На нем были светлые свободные вельветовые брюки американского кроя и объемная вязаная кофта на молнии, заменявшая пиджак. Он напоминал преуспевающего инженера или успешного дельца, отдохнувшего после рабочего дня и вышедшего во двор своего коттеджа, а не человека, идущего по центральной берлинской улице пусть и на дружескую, но все же деловую встречу. И только тут, увидев своего друга издалека, Константин Алексеевич понял, что так сильно изменилось в Берлине за то время, что его не было здесь: люди на улицах. Ведь не было ни войны, ни разговоров о ней, а уличная толпа наполовину состояла из военных. Солдат почти не было, встречались офицеры старшие и младшие, в серой форме и черной, в фуражках с кокардой, изображавшей череп с двумя перекрещенными под ним костями. Военная форма входила в моду. Черные начищенные до зеркального блеска кожаные сапоги вытесняли модельные ботинки. Многие мужчины несли на рукаве левой руки выше локтя красную повязку со свастикой в белом кругу. Несмотря на теплый вечер у многих на руках были черные перчатки, порой их просто держали в руке, небрежно похлопывая при каждом шаге по бедру. При этом обхождение людей, их тон, доброжелательность и предупредительность не изменились – люди улыбались друг другу, уступали дорогу, рассыпались в извинениях, случайно задев локтем.

Идти в кафе, вновь сидеть за столиком и пить коньяк не хотелось – Константин Алексеевич предложил Вальтеру прогуляться под липами Унтер ден Линден.

– С удовольствием! – Ответил Вальтер. – Тем более, что нет большего одиночества, чем в толпе. Кроме того, как я сегодня выяснил, не все кафе безопасны. Вы знаете, мои коллеги стали чересчур любопытны, часто прилаживают такие маленькие микрофончики под столешницу; мы с вами разговариваем, предположим, о женщинах, а они слушают и опыта набираются. Мне как-то не очень хочется опытом делиться. А вам?

– Мне, пожалуй, тоже, – глубокомысленно изрек Константин Алексеевич. – Знаете, Вальтер, что я заметил в Берлине нового? Во-первых, военная форма очень идет немцам.

– Русским тоже, – парировал Вальтер, и Костя понял, сколь прав был его собеседник: Москва тоже постепенно начинала носить сапоги и галифе, а красные и голубые петлички с ромбиками стали привычной деталью людского потока на московских улицах. – А во-вторых?

– А во вторых, я замечаю какой-то умопомрачительный всплеск интереса к гипнозу и прочим формам черной магии. Не успел купить газету, а первое что бросается в глаза – гастроль какого-то Мессинга с психологическими опытами. Ганусен в высокую политику подался, но свято место пусто не бывает: на тебе, новый появился. Не обратили еще внимание на это событие культурной жизни Берлина?

– Афишу тоже видел, да. Вообще-то интересно посмотреть. – Вальтер вынул из брючного кармана часы на цепочке, открыл, взглянул на циферблат. – Может быть, попробуем заглянуть на психологические опыты, а? Времени еще сорок минут, ехать до «Зимнего сада» всего ничего. На трамвайчике двинемся, таксомотор брать – дурной вкус, отсюда только три остановки. Если билеты еще есть, то попадем.

– А если нету?

– Достанем! Так у вас принято теперь в России говорить?

* * *

Билеты были, доставать не пришлось, хотя зал был почти полон. И опять Константин Алексеевич обратил внимание на то, как изменились немцы. Изменилась, скорее, мода, но ведь и она отражала мироощущение людей, принявших ее. Среди мужчин лишь около половины были в штатском – в вечерних костюмах или в мягкой, свободной одежде, остальные – в форме, в кожаной черной портупее, в сапогах, с обязательной свастикой на рукаве. Дамы стали одеваться заметно дороже: часто мелькали меха, в моду вошли дорогие колье на открытой шее. Показалось даже, что и фигуры женские изменились, подобрались, стройность и утонченность определяли женский стиль.

Привычной театральной сцены не было, в круглом зале под углом друг к другу стояли столики, между которыми бесшумно сновали официанты, а в центре возвышалось нечто вроде подиума. Там сидели пять музыкантов и настраивали инструменты. Начало концерта ознаменовалось тем, что свет лишь немного приглушили, шум в зале сразу стих. На подиуме показался импресарио.

– Дамы и господа! – начал он. – Сегодня в Берлине мы приветствуем всемирно знаменитого медиума, телепата, гипнотизера Вольфа Мессинга. Он прибыл к нам в ходе своего турне из Варшавы. Всего три концерта в Берлине, и вы пришли на первый, мои дамы и господа! Мы увидим психологические опыты – удивительные примеры чтения мыслей на расстоянии! И другие невероятные способности этого человека! Приветствуем! Ваши аплодисменты Вольфу Мессингу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее