Мюзик-холл на Гроув-Лейн

После этого актриса семенящими шагами удалялась за кулисы, чтобы буквально через несколько мгновений выпорхнуть на сцену в облике немолодой вдовушки. Под цилиндром скрывался нелепый кудлатый парик пегого цвета, под мешковатым фраком – кричаще-розовое платье с глубоким декольте в оборках и рюшах, на её огромных ногах оказывались блестящие туфельки из золотой парчи, которые лишь подчёркивали её мужеподобность. За те несколько мгновений, что проходили после исчезновения со сцены клерка, одержимого мечтой о женитьбе на состоятельной вдове – клерка-стяжателя, клерка-лицемера – она успевала нанести на лицо грубые мазки грима, и оно приобретало утрированные женские черты: чёрные гуталиновые брови с нелепым изломом, маленький алый рот и румяные щёки.

В таком вот виде она возвращалась на сцену, и публика принималась стучать по полу башмаками, выражая нетерпение и восторг. В образе вдовы Марджори начинала петь на самых высоких регистрах, отчего её голос ломался и приобретал писклявость.

О, как я счастлива, друзья!

– сообщала она всему залу, простирая к зрителям мощные руки в розовых атласных перчатках.

Я его покорила, я его очаровала!
Он не спит по ночам, мечтая обо мне!
Ведь он горяч! Ведь он силён!
И ведь он так в меня безу-у-умно влюблё-ё-он!

К окончанию номера с переодеваниями публика стонала от смеха, с галёрки слышались выкрики: «Берегите капитал, миссис! Смотрите в оба!» Пока зрители успокаивались, актриса успела вновь молниеносно переодеться в мужской костюм и спела ещё две комических песенки: «Джейн с голубой ленточкой», про джентльмена, что всю жизнь мечтал о непьющей бережливой супруге, а в итоге женился на страшной обжоре, и «Историю про Милли-лентяйку».

По завершении выступления голос за сценой грозно предупредил зал, что этим вечером для них выступала Великолепная, Непревзойдённая Мардж Кингсли, восходящая звезда комического жанра. Аплодируя вместе со всеми, Оливия вдруг поняла, почему этот голос кажется ей таким знакомым. Нахмурившись, она взглянула на Эффи и та, хихикнув, подтвердила её догадку.

– Мистер Адамсон решил, что так будет намного таинственнее, – забросив в рот очередную мармеладку, сообщила она. – Смотрите, смотрите, мисс Адамсон, начинается! – смяв пустой кулёк, она вновь фамильярно толкнула Оливию в бок, не позволяя отвлекаться от зрелища.

Музыканты заиграли мелодию с восточными мотивами, свет в зале медленно погас и бархатный занавес с еле слышным скрипом уплыл вверх. На фоне египетских пирамид, терявшихся в туманной дымке, двое плечистых подручных в рубашках с закатанными рукавами вынесли на сцену резной сундук на высоких гнутых ножках и удалились, посвистывая и отряхивая ладони.

Музыка теперь звучала тише и вместе с тем тревожнее, темп её нарастал. Когда напряжение достигло верхнего предела, на сцену стремительными шагами вышел Рафаил Смит в элегантном смокинге и шёлковом цилиндре. Его тёмная борода матово сияла в свете рампы, глаза были подведены чёрным. Он обвёл зал строгим взглядом, снял цилиндр и кинул его за спину. Публика ахнула – цилиндр завис на высоте человеческого роста кверху тульёй и, покачиваясь, будто невидимка, надевший его, удалялся размашистыми шагами, медленно уплыл за кулисы.

«Знаменитый иллюзионист, постигший загадочные учения иллирийских жрецов! Мистик, которому открылись секреты тамплиеров! Последователь тайных практик древних ольмеков! Дамы и господа, перед вами Рафаил Смит собственной персоной!» – когда Филипп закончил представлять артиста, публика взорвалась аплодисментами.

Всё в той же бесстрастной манере Рафаил Смит стянул бархатные белые перчатки и небрежно швырнул их на пол. Засучил рукава и поднял ладони вверх, демонстрируя публике обнажённые запястья. Щёлкнул пальцами – и на сцену выбежала румяная ассистентка в длинном платье из серебристой парчи и с высоким тюрбаном на голове. В руках она держала круглый столик на трёх ножках и серебряный поднос.

– Бедная Лавиния, – с лёгкой ехидцей заметила Эффи. – Вот увидите, мисс Адамсон, она обрадуется вашему приезду больше всех. Они с Бродягой недавно рассорились в пух и прах и до сих пор не разговаривают. Выходить с ним на сцену для неё теперь просто мука.

Внезапно Оливия с полной ясностью осознала: так это же ей, ей самой в скором времени предстоит выбегать на сцену, обсыпавшись блёстками, и улыбаться принаряженной толпе, выполняя требования Рафаила Смита подобно дрессированной собачке! Это же она спустя несколько дней будет подбирать его перчатки и распахивать крышку сундука, демонстрируя, что он совершенно пуст, а потом приглашать подняться на сцену самых недоверчивых зрителей, желавших обнаружить подвох!