Мюзик-холл на Гроув-Лейн

Единственная просторная комната в пансионе тоже не избежала участи остальных и была декорирована в соответствии со вкусом и финансовыми возможностями хозяйки. Всюду, на всех свободных поверхностях громоздились вручную раскрашенные вазочки из дешёвого фаянса, и в них стояли пыльные цветы на длинных проволочных стеблях, с лепестками, скрученными из обрезков замшевой бумаги, в какую заворачивают рождественские подарки. Подушки, потерявшие за долгие годы преданной службы манящую пухлость, обрели второе дыхание и обзавелись яркими лоскутными чехлами. Кое-какие из лоскутков в прошлой жизни явно были подкладкой пальто или нижней юбкой, но миссис Сиверли уповала на то, что далеко не все люди проявляют внимание к деталям. В гостиной, изначально обставленной пусть и старомодным, но весьма уютным традиционным образом, как и в комнатах постояльцев, на ум приходили сравнения с кукольным домом, который мог бы принадлежать хозяйственной, но не отличавшейся тонким вкусом девочке.

Чай сервировали на низком столике, который придвинули к дивану, и миссис Сиверли принялась разливать его в разнокалиберные чашки, неодобрительно посматривая на то, как Рафаил Смит счищает ножом маргарин с квадратного тоста.

– Собачья погода. Как подумаешь, что впереди ещё месяцы и месяцы холодов и стужи… – пробормотал он, бросив испачканный нож на блюдце и обхватив вечно зябнувшими ладонями чашку с горячим чаем.

– В собачью погоду собаке нужен новый нос! – игриво заметила Имоджен Прайс и переглянулась с Эффи.

Оливия не поняла шутки, но по тому, какой выразительный взгляд послал Филипп заговорщически улыбающимся девушкам, заключила, что речь шла о чём-то недозволенном в стенах пансиона.

Сидя в углу, Арчибальд Баррингтон рокочущим басом вольно цитировал Святое Писание:

– …И светила, говорю вам, сойдут с небес. И вскипят океаны, и взметнутся небывалые пожарища, и твердь земную поглотят бурлящие воды. Конец света близок, леди и джентльмены, и нам остаётся лишь покорно наблюдать за угасанием эпохи, не ропща и напоследок воздав должное земным радостям.

В конце этой тирады он подмигнул Эффи и Имоджен, которые сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу и о чём-то перешёптываясь, а после обратился к Лавинии Бекхайм, стоявшей так близко к камину, что её лицо сравнялось цветом с нарумяненными щеками:

– Мисс Бекхайм, не согласитесь ли вы аккомпанировать мне за роялем? Полагаю, мы должны как следует поприветствовать нашу гостью, нового члена труппы «Лицедеи Адамсона»! – и он отсалютовал в сторону Оливии чашкой, наполненной чаем.

Лавиния с сожалением покинула укромный уголок, где наконец смогла согреться, и её место тотчас заняла горничная Элис, не собиравшаяся мёрзнуть в кухне после того, как немалыми усилиями натаскала из погреба уголь и развела огонь в камине. Красноречивый взгляд миссис Сиверли она предпочла не заметить.

С первых тактов мелодии артисты принялись дружно отбивать ритм ладонями, и, когда Арчи, приосанившись, вынул из кармана монокль и зажал его между бровью и щекой, обретя поразительное сходство с бульдогом Битти из детского иллюстрированного журнала, все разразились одобрительным хохотом. «Когда пойду тропой тенистой, шагая к милой на постой…», – начал он мечтательно, простирая руку вперёд, точно перед ним лежала зелёная, согретая солнцем долина с плывущими над ней облаками. «То загодя пришлю письмо ей, чтобы отбыть успел другой!» – хором закончили остальные, и Арчи с шуточной укоризной продолжил: «То не забуду поклониться холмистой местности родной».

Дальше последовали куплеты совсем уж фривольного толка и, чем больше артисты веселились, тем более кислое выражение лица становилось у миссис Сиверли. Она смягчилась только тогда, когда Лавиния с Арчи очень мило спели на два голоса рождественский гимн, а потом Эффи с Имоджен, сбегав по какой-то неочевидной надобности наверх, вернулись изрядно повеселевшие и, нацепив накладные бороды из войлока и взяв в руки по кочерге заместо тростей, представили абсурдный разговор двух почтенных, но совершенно глухих джентльменов, один из которых обсуждал бракосочетание старшей дочери, а другой хвалился приобретением для своих конюшен породистого жеребца с отличной родословной.

В комнате стало совсем тепло, все раскраснелись и выглядели оживлёнными и довольными жизнью. В чугунном камине багрянцем вспыхивали угли, насыпанные щедрой рукой, и отблески огня скользили по медному козырьку и старомодной решётке. Элис наводила суету, оправдывая собственное присутствие в гостиной – подливала в чашки чай, переставляла с места на место блюдца, бойко вмешивалась в разговоры. Рафаил с Филиппом, деловито поглядывая на Оливию, обсуждали реквизит для нового номера с её участием, Арчи беззастенчиво флиртовал с Лавинией, отчего та заливалась краской и то и дело поправляла пышную затейливую причёску.