Изучив обувь посетительницы, Тревишем успел сделать вывод, который вряд ли польстил бы визитёрше, озвучь он его вслух. «Впечатлительная, излишне эмоциональная юная особа, которую как магнитом притягивают истории об убийствах и таинственных происшествиях» – вот как звучал бы его вердикт, облеки он его в слова. Тем не менее он постеснялся сразу же выставить дочь своего кумира и решил уделить ей несколько минут.
– Что же это за доказательства? – подавшись вперёд, со всей возможной серьёзностью поинтересовался он. – Надеюсь, мисс Адамсон, вы захватили их с собой?
– В том то и дело, сэр, что они исчезли, – и Оливия рассказала о том, как ей в руки попала коробка с вещами Люсиль, и как она обнаружила на подошве её танцевальных туфель застывшее маслянистое вещество, и как, забравшись на декорации, провела тщательный эксперимент. – И вот, сегодня утром, инспектор, коробки под кроватью не оказалось. Она пропала. Что вы обо всём этом думаете, сэр?
Уважение, которое инспектор Тревишем питал к музыканту Джону Адамсону, было так велико, что ему и в голову не пришло высказать вслух то, что он обо всём этом думает. Вместо этого он глубокомысленно покачал головой, а затем, мельком глянув на часы, со всей серьёзностью заверил посетительницу, что новые обстоятельства, несомненно, являются чрезвычайно важными, и будут немедленно внесены в папку с делом Люсиль Бирнбаум, и в том случае, если суперинтендант сочтёт это оправданным, делу непременно будет дан новый ход.
– Я крайне признателен вам, мисс Адамсон, что вы не пожалели времени и пришли сюда, чтобы сообщить эти сведения. Будьте уверены, что выполнили свой гражданский долг, – инспектор встал и обошёл вокруг стола, чтобы самостоятельно проводить к двери утомительную гостью. – И приношу свои извинения, что вам пришлось так долго ожидать меня. Провёл всё утро в главном управлении. Насилу сбежал, знаете ли, – и он улыбнулся, ожидая, что они тепло распрощаются, довольные друг другом.
К его великой досаде, гостья осталась сидеть.
– Я понимаю, сэр, что мне нечем подкрепить свои слова, – Оливия догадалась, что Тревишем намерен избавиться от неё ровно так же, как и сержант Гатри, только в более благовоспитанной манере, и решила говорить начистоту. – Скорее всего, вы приняли меня за любительницу дешёвых сенсаций или особу, которой везде мерещатся убийства и заговоры. Вы можете навести обо мне справки у инспектора Оливера, сэр, – предложила она. – Мы познакомились с ним в Саффолке при печальных обстоятельствах, но, уверена, он меня вспомнит. Так вышло, что мы с братом сумели оказать помощь расследованию и…
– Ну что вы, мисс Адамсон, – перебил её Тревишем, начиная раздражаться. – У меня нет причин не верить вам. Однако уж не знаю, как ведутся дела в Саффолке, но я пока что неплохо справляюсь сам и гражданское население к помощи привлекать не собираюсь.
Сказано это было с мягкой улыбкой, без всякой грубости, но Оливии всё равно показалось, что её просто-напросто выставляют за дверь. Тревишем стоял прямо напротив неё, и в его глазах она прочла нетерпение и досаду. И тогда Оливия сделала последнюю попытку привлечь внимание инспектора к своим словам.
Она встала, взяла со спинки стула пальто и кивком указала на стенд, находившийся в углу кабинета. Он весь был утыкан канцелярскими иглами с разноцветными пластиковыми бусинами, а в правом верхнем углу этими же иглами к пробковой основе были прикреплены фотографии.
Две из них представляли собой изображения пустых стеклянных витрин, а третья – плоского овального кулона из сине-зелёного камня. Кулон, в отличие от пустых витрин, был сфотографирован довольно искусно, что наводило на мысли о студийной съёмке.
– Прошу прощения, сэр, но я совсем позабыла ещё об одной детали. В коробке с вещами убитой в числе прочего я обнаружила точно такой кулон. Возможно, это распространённое украшение, и моя находка ничего не значит…
Выражение лица инспектора резко переменилось. Светскую любезность как ветром сдуло, взгляд его стал цепким и холодным.
– Где, вы говорите, видели точно такое украшение?
– В коробке с вещами убитой, которую доставили на Гроув-Лейн из вашего полицейского отделения, сэр. Кулон был в свёртке, вместе с рубиновыми серьгами и кольцом, а свёрток находился в танцевальной туфельке, подошва которой…
– Гатри! А ну, немедленно зайдите ко мне! – приказ инспектора, отданный громовым голосом, заставил Оливию вздрогнуть и испытать к несчастному сержанту сочувствие.
Так вышло, что Оливия прилично задержалась в полицейском отделении и, когда она, запыхавшаяся, растрёпанная, в сбившемся набок берете вбежала в свою гримёрную, времени оставалось в обрез. В этом был и существенный плюс – нервничать и попусту переживать было некогда.