Мизери

— …Негритята ваши рискуют здоровьем. Лучше бы им приспособить черные капроновые чулки: прорезать глаза, рот, дырки для носа — и здорово, и красиво…

— Вы правы, Сережа! Так и сделаем! Мне и самой… Смотрите, смотрите… сейчас будет сцена братания по индейскому обычаю. Совершенно натурально сделано… Вы знаете, что у нашего Дэвида предки — североамериканские индейцы?

— М–м–м… Похож. В профиль.

— С материнской стороны — французы.

— Да, что–то есть в шевелюре этакое, французское… Опять же галантность в крови…

(На сцене Дэвид — Дух изящно целовал руку у Царевны, с недоступным видом восседающей на троне и по всему знающей истинную цену его поцелую…)

— …С отцовской — шотландцы, ирландцы…

— Вот откуда у вас с ним этот безудержный интернационализм…

(Тридцать представителей рас и народов Галактики, включая десять земных, с Царевной — Лебедь во главе и Духом Мщения на запятках, братались по обычаю североамериканских индейцев…)

— Я как в пионерское детство вернулся, честное слово! Просто захотелось исполнить: «Взвейтесь кострами, синие ночи…». Но Письман в шотландской юбочке… Чья юбочка?

— Моя.

— Детская?

— Да. Отстаньте, Сережа! Лучше подмечайте недостатки. Вы здорово придумали с чулками… Где только взять столько чулок? И китайцам тоже можно чулки, кремового цвета. Индейцам…

— Индейцам вы надрайте мордочки сырой морковью. Это полезно.

— Какой вы умный!

Света с чувством, близким к влюбленности, пожала Сережину руку у локтя. Увлеченный действием, учитель не заметил ласки. В эту минуту на сцене Дэвид — Дух, готовясь к смерти, неотрывно смотрел в зал через головы Мирового Синклита. На лице его застыла маска страдания. Руки, изображавшие крылья, медленно поднимались…

— To be or not to be², — вполголоса продекламировал Сережа. Света больно ущипнула его через свитер. На секунду в зале воцарилась гробовая тишина. Все ожидали казни поверженного Духа. Царевна взмахнула жезлом, и со сцены вразнобой, подпрыгивая и осыпаясь фальшью, понеслось детское альтовое «Аллилуйя», поддержанное еле слышным аккомпанементом рояля. Играл Письман. Петь ему не разрешили, так как у него не было слуха, а голос был слишком густым, гуще, чем у Дэвида Смита, который тоже безмолвствовал, стоя на коленях перед царским троном. Царевна, не говоря ни слова…

— Простит? — Сережа ткнул Светлану Петровну в бок с искренним азартом наконец–то побежденного зрителя. — Неужели простит?

— А-а! — торжествующе воскликнула Светлана Петровна. — Вот тут–то у нас самое интересное, Сереженька… Тут вам такой Станиславский, что куда там самому Немировичу — Данченко! Это последнее изобретение Дэвида. Понимаете, никто не знает, что решит Света, то есть Царевна. Никто: ни режиссер, ни один актер, ни я, ни тем более вы, зритель…

— А что же будет? Открытый финал?

— Нет! Свете дано право каждый раз решать, как она сочтет нужным, представьте…

— Ну и как же она решает, черт побери?

— Каждый раз по–новому. Вчера, например, пощадила, а сегодня… Сегодня кто ее знает? Тут такие пари, Сережа! Со ставками, превышающими пределы возможного. За исключением денежных… Ну, Светлана, давай!..

Дух пал ниц к ногам Царевны. Все замерло вокруг. Рояль грохотал басом. Царевна сошла с трона, протянула вперед жезл, коснулась им головы осужденного, улыбнулась и сказала:

— Прощен.

— Ура! — громко шепнула Света учителю. — Хороший конец! Вы как, Сережа, за хорошие концы или против?

— Я — как вы, Светочка… Но мне, честно, понравилось. Финал — выше критики…

— Да–да, именно финал, а без него все теряет смысл, хотя дети были бы довольны любым финалом. Они так влюблены в театр, и в Дэвида, и…

— Я подозреваю, Светлана Петровна, что вы сами влюблены в театр или в Дэвида…

— Точно! Я влюблена в него… без памяти, Сережа. Так я была влюблена только один раз в жизни!

— Ну? Это интересно… Когда?

— Дайте сосчитать… Да, тридцать лет назад… Двадцать восемь…

— Вам было…

— Достаточно лет, чтобы влюбиться… Но мне нужно на сцену, Сережа, вы извините… А с чулками — гениальная идея. В вас погиб костюмер… Только где ж нам взять столько чулок… Если сказать детям, они притащат новые, из семейного сундука… У меня столько не наберется…

— Спокойно, Светочка! Только попросите, и я — тридцать пар, любого размера…

— Да что вы? А откуда у вас?

— Как откуда? Вы что, не знаете? Вся школа знает…

— О чем?

— О моей коллекции…

— ??????

— Я фетишист, Светочка. Увы. Но вам со мной — повезло, не так ли?