Мхитар Спарапет

— Монастыри торгуют людьми, знаете ли вы об этом? — продолжал спарапет. — Артин покупает осужденных церковью и бросает их навечно в свои рудники.

Слушая Мхитара, Тэр-Аветис все больше и больше удивлялся. Чувствовалось, что он искренне страдает.

— Мир так устроен, его не изменишь, — сказал он с грустью. — Но Артина следует наказать строжайше.

Мхитар приказал привести Пхиндз-Артина. Мелики облегченно, с нескрываемой радостью вздохнули: наконец-то самый богатый в стране человек будет наказан. Не могли переносить этого разбогатевшего, пресыщенного ходжу. Они с мечом в руках сражаются с врагом, а он в это время копит горы золота, жрет плов с куропатками и наслаждается в своем роскошном замке.

Но Тэр-Аветиса мучали и другие мысли. Внешне он казался спокойным, и трудно было угадать, что его тревожит. «Не сегодня-завтра османские полчища хлынут в нашу страну, а спарапет, вместо сплочения сил, дает повод для раздора, — думал он. — А пострадает народ. О его судьбе должно думать прежде всего». Он повернулся к Мхитару, чтобы высказать это, но тут в дверях показались тикин Сатеник, Гоар и мать Пхиндз-Артина — все в черных одеяниях и со слезами на глазах. Мхитар вздрогнул от неожиданности.

— Зачем пришли? — обращаясь к жене, гневно спросил он.

Женщины опустились на колени у дверей. Мать Артипа протянула вперед руки.

— Убей меня, всемогущий властелин, но не казни моего сына… — сквозь рыдания произнесла она.

— Утихомирь гнев свой, Мхитар… — нежным, но решительным голосом сказала тикин Сатеник. — Прости Артина, он раскаялся, как истинный христианин. Не обрати в сирот его детей, не обрекай его жену раньше времени носить черное вдовье покрывало.

Она умолкла и опустила голову, не в силах больше смотреть на гневное, напряженное лицо мужа, на его искрящиеся от злости глаза и дергающиеся руки. Военачальники, стараясь не глядеть на рыдающих жен, молчали.

— Вставайте! — загремел Мхитар так, что все вздрогнули, удивленно посмотрели на него: «Не сошел ли он с ума?» — И убирайтесь вон… Горе стране, над правителями которой будут властвовать женщины… — произнес он в ярости.

Но в это время шумно открылась дверь, и воины, втащив полуживого Артина, бросили его под ноги Мхитара. Мать Пхиндз-Артина вскрикнула и упала без чувств. Артин, судорожно цепляясь и тяжело дыша, произносил какие-то непонятные слова. Из-за двери слышался плач его жены и детей.

— Уймись, Мхитар, небесная кара настигнет тебя! — выкрикнула тикин Сатеник. — Услышь мольбу этих несчастных.

— Выведите их, — указывая рукою на женщин, приказал воинам Мхитар.

Тикин Сатеник вскочила с гордым достоинством, подняла вместе с Гоар мать Артина и увела ее.

— Пощади, властитель наш, я собака твоя, — целуя сапоги Мхитара, умолял Пхиндз-Артин.

Цепь необычных, неожиданных событий настолько потрясла Мхитара, что ему казалось, что он видит все это во сне, что все это кошмар, какая-то сумасшедшая игра. Почувствовав кого-то у своих ног, он с отвращением отодвинулся, и в этот миг кошмар рассеялся, уступив место суровой действительности.

— Позовите палача, — вытерев холодный пот на лбу, глухим голосом приказал он.

Палач не заставил себя ждать. Вошел одетый в красное детина и, не ожидая приказания, заученным движением, как человек, хорошо знающий свое дело, оторвал от земли лишившегося чувств Пхиндз-Артина, поднял его, как дети с отвращением подымают грязного щенка, и посмотрел на Мхитара:

— Здесь или?..

Мхитар исподлобья глянул на военачальников. Ему не трудно было угадать, что все они желают, чтобы Артин был обезглавлен. Наивные люди! А кто будет добывать медь, лить пушки, пополнять оскудевшую казну Собрания? Какими глазами посмотрит он тогда на суровую, но справедливую Сатеник и на гордую тигрицу Гоар?

— Уведи, — глухим голосом приказал он палачу. — Придет в чувство, всыпь тридцать горячих и таскай по улицам, чтобы все плевали ему в лицо. А потом, когда соберется с силами, приведешь ко мне.

Пхиндз-Артина увели. Ушли также военачальники. Мхитар послал Горги к палачу:

— Скажи ему, чтобы отхлестал полегче, убьет собаку. И чтобы по городу не водил.

Услышав это, Мовсес мягко улыбнулся и незаметно вышел. Он был доволен снисходительностью Верховного властителя. Всех не обезглавишь, не перебьешь. Разве другие — Бархудар, Шафраз Сисаканский, паронтэр Муси, даже не гоняющийся за богатством Тэр-Аветис — менее жестоки, чем Артин? Так было, так и будет. Что может поделать один Мхитар против укоренившегося веками порядка? Ничего… И лучше, если бы он старался не замечать этого или делал бы вид, будто не видит. И вспомнил слова древнего поэта:

Один — родовит из рода в род,
другой — нищий из рода в род.

Ищет правду, справедливость… Существуют ли они?.. Кто их даст, кто допустит?..

Тэр-Аветис вернулся домой раздраженный. Его злило поведение Мхитара, который с каждым днем становился все более властным, самовольным, перестал с ним советоваться, ни во что не ставил старейшин, выносил решения один, наказывал кого хотел, кого хотел — миловал. И жена встретила его немилостиво: