Мхитар Спарапет

— Что сказать вам, братья! Сами видите, что ворог опять ворвался в наш дом. Но пусть не пугает вас его дикое рычание. Помните, мы защищаем свой дом, свою землю. Помните также, что мы веками отстаивали наше право на жизнь, сопротивляясь бесчисленным врагам. Кто умеет противостоять, тот будет жить. Вновь поднялись мы на защиту своей земли с верой в победу. Всем народом стали мы перед опасностью и победим. Примером может служить вам совершенное вчера. Мужеством и отвагой одолели вы врага, в десять раз превосходящего. Продолжайте днем пребывать в укромных местах, а в ночных боях показывайте врагу свой неукротимый дух и силу десниц своих. Мужайтесь. Кроме этого оружия, нет у нас другой защиты. Господь да будет с вами!

Помахав рукой, он простился с ополченцами и, пришпорив коня, повел свою армию в сторону Чавндура.

Наступила ночь, но Мхитар, не давая отдыха своим войскам, спешил нагнать армию Абдуллы. Высланные вперед лазутчики сообщили, что пятидесятитысячная турецкая армия занимает всю долину Чавндура и что паша, по всему видно, поведет ее вверх по реке. Мхитар собрал военачальников и, не сходя с коня, разъяснил им свою мысль.

— Я беру с собою две тысячи пятьсот всадников, — сказал он. — Спущусь по горам Егварда в долину Аракса и с правого крыла обрушусь на центр армии Абдуллы. Вы же во главе с князем Баяндуром спускайтесь вниз по ущелью и нападайте на турок с фланга. Запрещаю завязывать бои днем. Только ночью. Днем таитесь в лесах и ущельях. Укрыться, слава богу, у нас есть где. После короткого удара сейчас же отходите, чтобы напасть снова. Разрушайте дороги и мосты. Держите связь с отрядами ополченцев Есаи и Гоар. Не упускайте из виду рамиков, не оставляйте их одних, иначе сдеру с вас шкуру.

Незаметно вздохнув, он оглядел безмолвных военачальников. Сердце сжалось. Чувство тоски вдруг охватило его. О смерти которого из них узнает он по возвращении? На мгновение закрыл глаза и затем, подняв голову, продолжал:

— Наша цель — не дать врагу без потерь подойти к стенам Алидзора, нужно задержать его до наступления зимы. Только так нам удастся уничтожить армию спесивого Абдуллы. Доброго вам здоровья…

— Доброго пути, властитель. До встречи, — взволнованно ответили военачальники.

Мхитар уехал. Военачальники понимали, что он избрал единственный и правильный план ведения войны против огромной армии. К этому способу армяне прибегали еще со времен Давид-Бека.

Мхитар стремительно повел свою конницу в сторону темных гор Егварда. Но когда уже достаточно удалился от основной армии, вдруг круто повернул вправо и направился в сторону Мегри. Воины полка «Опора страны» удивились такому его решению. Ведь они должны были идти на армию Абдуллы.

Переправившись через реку, Мхитар пустил коня вскачь.

Есаи и Зарманд повели свой полк в большое село Гайлакал, которое со скалистого выступа господствовало над подступами к реке Вохчи. Кругом царила мертвая тишина. Из ердиков не поднимался приятный дымок. Жители села, покинув свои дома, переселились в горы.

Ополченцы решили ждать появления врага в небольшом ущелье, заросшем ореховыми деревьями.

Наступила ночь. Одна из восхитительных ночей горного Сюника. Казалось, объятые тишиной, спали Гайлакал, мельница под орешником, лес. Лишь низвергающаяся в ущелье речка, ударяясь о скалы, беспрерывно шумела, нарушая тишину. Полная луна, подобно стыдливой невесте, временами показывалась из-за облаков и, на минуту улыбнувшись, вновь пряталась под облаками, золотя их разбросанные клочки. Перед рассветом Есаи приказал раздать воинам пищу.

— Жаль, что нет вина, — вздохнул Семеон, положив на колени свою порцию хлеба, сыра и горсточку вареных бобов. — Вот бы выпил…

— Ну, опять за свое! — произнесла Зарманд. — А плова с изюмом не хочешь?

— Почему бы и нет, — вздохнул Семеон. — Пасхальный плов — одно удовольствие.

— Придет турок, он покажет тебе такой пасхальный плов, что навеки забудешь его вкус.

— Пусть идет, — махнул Семеон. — Что мне терять, мое бренное тело? Пускай гибнет. А вот за тобой поохотятся. Народишь им бесенят…

Только что пробудившиеся от сна и начавшие протирать глаза шинаканы захохотали.

— Заткнись, каланча, — обиделась Зарманд. — Если всяк станет лаять подобно тебе, тогда и впрямь все армянские женщины попадут в полон.

— Не сердись, сестра, — мягко сказал Семеон. — Хоть раз нужно и пошутить, ведь люди мы.

Позавтракав, прислонились к камням, стали ждать. Неприятель не появлялся. Одни, сидя, снова начали дремать. Другие забрались в расщелины скал, притаились среди скрученных корней ореховых деревьев. Не было настроения ни шутить, ни разговаривать. В напряженном томительном ожидании забывалось все мирское.