Мхитар Спарапет

Тикин Сатеник медленно вошла в зал. Она едва передвигала ноги, но держалась с достоинством, высоко подняв слегка поседевшую голову. Смотрела холодно и спокойно. Эта гордая женщина была сейчас похожа на тысячелетний хачкар, снятый с пьедестала. Уверенно шла она к турецкому паше. Ее вид и особенно печальная, но полная бесстрашия торжественность изумили всех присутствующих в зале. Иные даже на минуту испытали какое-то непонятное чувство страха: кто это перед ними, живое существо или небесный дух отмщения в образе женщины?!

Тикин Сатеник остановилась перед сераскяром и запавшими измученными глазами впилась в него немигающим взглядом.

Абдулла проговорил:

— Я вижу, что жена армянского спарапета тоже не из робких.

— Малодушны лишь слабовольные! — тихо, но внятно процедила сквозь зубы Сатеник. — Великая смерть — удел великой души…

Паша ехидно усмехнулся, покосился на приближенных и продолжал:

— Госпожа, ты — мать, твой сын — мой пленник. Не хочешь ли ты спасти его от смерти?

Сатеник вздрогнула, глаза ее округлились.

— Он уже спасен! — ответила женщина. Паши вопросительно переглянулись, Абдулла на мгновение помрачнел. — Дух моего сына свободен! — продолжала Сатеник. — Ты не смог убить его душу, паша! Нет, не смог… Не смог, как не сможешь спустить с высот небесных парящего орла, повернуть вспять течение реки. В твоей армии нашлись люди, которые всего за каких-нибудь два золотых исполнили мою волю, освободили душу моего сына от твоих цепких лап!

— Его похитили?! — не своим голосом заорал паша, обращаясь к главному мулле.

— Нет, господин мой, — опустил голову главный мулла, — эта безумная женщина упросила убить своего сына!.. Подкупила аскяра, и тот задушил ее выкормыша…

— Зарезать этого аскяра! Зарезать, как грязную свинью! — кричал паша.

— Он уже убит, — отвечал мулла.

Абдулла с ужасом посмотрел на Сатеник. Она казалась спокойной и невозмутимой, только слегка покачивалась.

— Детоубийца! — зарычал паша. — Аллах свидетель, что такой жестокой матери я отродясь не встречал! Как ты могла предать смерти своего ребенка?!

— Кому, как не мне, матери, было избавить его от вечных страданий, — словно бы про себя прошептала Сатеник. — Вы уже успели подвергнуть его обрезанию и сделали бы из моего мальчика янычара, чтобы он потом всюду сеял смерть и, как вы, уничтожал невинных детей и матерей своего народа! Такой он бы не был мне сыном, не был бы человеком… Я спасла его, и небо приняло чистую душу непорочного!..

— Я изведу всех армян до единого, чтобы вы в своем исступлении больше не преграждали мне путь. Не оставлю в живых ни души. А тех, кто выживет, обращу в магометанство! Я, я… — Паша посинел.

— Руки у тебя коротки! — вставила тикин Сатеник.

— И ты еще надеешься? На урусов надеетесь?

— С надеждой мы жили века! — снова спокойно сказала Сатеник. — Трудно жили… И всё больше силою своих рук и ума. А теперь поживем с помощью русских! Они придут, обязательно придут! Не сегодня, так завтра. И мечта наша сбудется! Таков он — путь армян!..

— Урусам достанутся только развалины Армении!

Тикин Сатеник не ответила. Помолчал и паша, а потом чуть мягче прежнего сказал:

— Послушай, жена Мухитар паши, будь благоразумной. Я освобожу тебя, прощу все зло, которое причинил нам твой супруг, только напиши ему, убеди, чтобы сложил оружие, подчинился мне, и я буду милосерден к вам. Напиши!

— Никогда! — Голос Сатеник задрожал. — Я первая прокляну его, если он когда-нибудь покорится тебе.

— Но в таком случае мы отрубим тебе голову!

— Рубите!

— Тебя нагую поволокут по улицам.

— Пусть будет так!

— О аллах! — покачал головой паша. — Что за народ эти армяне? Выведите ее вон! Она колдунья! Предайте смерти. И немедленно.

Сатеник увели. Собравшиеся во дворе муллы при виде пленницы завопили. Женщину бросили на их протянутые руки.

— Жертва аллаха! Жертва!.. — взвизгнул главный мулла… С жены Мхитара сорвали полуистлевшее рубище. Из-за пазухи вывалилась ее рукопись. Какой-то турок бросил книгу в костер, что горел неподалеку… Сатеник закрыла глаза.

Озверелая толпа дико ревела, подстрекаемая муллами.

— Эта гяурова скверна поносила нашу святую веру! — кричали они. — Убить ее!

— Убить, убить!..

Перебрасывая тикин Сатеник с рук на руки, ее донесли наконец до площади. Одетый в белое мулла, с двенадцатикратно обмотанной чалмой на голове, изо всех сил тряхнул едва державшуюся на ногах Сатеник и закричал:

— В последний раз говорю: прими ислам, и ты станешь любимицей солнцеликого владыки вселенной султана Ахмеда!

Сатеник собрала свои последние силы, глотнула воздух и плюнула в лицо муллы.

Ее бросили в яму.

— Оставайтесь с миром, Мхитар и мой Агарон! — закрыв глаза, шептала Сатеник. — Я прощаю все твои заблуждения, Мхитар, ибо, не любя меня, ты любил самое возвышенное и святое — нашу родину. Прощай, сынок мой, Агарон. Не думайте обо мне плохо и всегда будьте стойки в защите Дома Армянского. Да будет благословен путь вашей жизни. Аминь.