Мхитар Спарапет

Первым вошел в зал спарапет. Уверенно шагнул через порог, высоко вскинув непокрытую голову; он был при оружии. За ним вошли Тэр-Аветис, мелик Еган, а также Есаи, Товма и другие сотники.

Взгляды женщин обратились к Мхитару. Только Гоар не посмотрела на него. Стояла, устремив взор в сторону. Дышала глубоко, так, что на груди позвякивали украшения. Все думала: «Какую же великую жертву потребует от меня Мхитар? Разве мало того, что я из любви к нему заточилась в этом мрачном замке и отказываю всем искателям моей руки? Какую еще жертву принести ему?»

У одной из женщин невольно вырвался громкий возглас восторга; к счастью, его слышала только свекровь и ущипнула невестку за руку. Бедняжка поразилась: спарапет показался ей таким красивым и величественным, что вечно запертой в четырех стенах женщине почудилось, будто это вошел сказочный принц. А когда Мхитар еще приблизился, чтобы пожать у нее руку, она чуть не лишилась чувств. Руки он пожимал только женщинам, а дочери мелика, девушке, на сей раз лишь поклонился.

— Мои братья Паки и Мигран — самые счастливые мужчины, они имеют таких жен, — польстил спарапет женам сыновей Бархудара. — Если бы я ехал в ваш замок с миром — привез бы всем вам индийских бриллиантов.

— Твое пребывание в нашем доме уже само — божеская милость для нас, тэр спарапет, — поспешила заговорить жена мелика. — Мы довольны полководцем армянским: его наставления полезны душе и телу, как наставления доброго, но требовательного отца полезны его чадам.

Женщины сели по одну, мужчины — по другую сторону. Мхитара усадили во главе стола. Он, в свою очередь, пригласил Бархудара сесть справа от себя, а слева усадил сотника Товму, что очень удивило всех. Всегда прежде рядом с ним сидел Тэр-Аветис. Мелик Еган с недоумением взглянул на Тэр-Аветиса, но тот лишь подмигнул ему: мол, тут что-то кроется.

Слуги внесли карас и подошли с ним к спарапсту.

Мхитар погрузил в него ковш и зачерпнул вина. Бархудар взял у гостя ковш и выпил половину содержимого. Начался пир. Ели молча.

Спарапет исподлобья поглядывал на сидевшую перед ним, чуть наискосок, Гоар. Красавица была мрачна и печальна, — казалось, предчувствовала что-то дурное.

Спарапет разговаривал только с сотником Товмой, порою нашептывал ему что-то, чем привлек к сотнику всеобщее внимание. Два раза и Гоар взглядывала на Товму и оба раза невольно вздрагивала. Товма был удивительно похож на спарапета. Словно родные братья — один старше, другой младше. Бархудар видел, с какой любезностью разговаривает с простым сотником второй человек страны, и тяжелые думы одолевали его: «Мстит мне!» Паки тоже внимательно следил за беседой спарапета и Товмы и радовался в душе, что не исполнилась отцовская месть. Ведь это хорошо. Чем строже спарапет будет держать в узде меликов, тем благополучнее пойдут дела в стране. Это было твердым убеждением Паки. Каждый вечер он мечтал перед сном и видел перед глазами восстановленное армянское царство и удивлялся, почему мелики и князья не провозглашают Давид-Бека царем.

Обед закончился. Женщины, нетерпеливо ожидавшие этого, встали. Нелегко им было сидеть за одним столом со спарапетом и с меликами — такого еще в их доме никогда не бывало. Лишь из страха перед Мхитаром Бархудар позвал женщин к участию в обеде. Он знал, что спарапет гневается, когда армянские князья по привычке, оставшейся от персов, не допускают женщин на свои пиры.

Когда женщины удалились, Мхитар опустил руки на колени и попросил меликов задержаться еще минуту. Оставил он также Миграна и Товму, а всех других отпустил. Бархудар мучился в догадках: чего еще желает Мхитар и почему вместе с меликом он оставил и сына этого лжемелика Туринджа.

Заложив руки за спину, Мхитар нетерпеливо шагал по залу. Все видели, что он погружен в тяжелые думы. Временами Мхитар смотрел в упор на столпившихся у стены молчаливых меликов. Казалось, он был съедаем горем, которым хотел поделиться и боялся. Наконец спарапет тяжело опустился на тахту, перекинул ногу за ногу и уставился испытующим взором на мелика Бархудара.

— По делам твоим тебя следовало бы четвертовать, мелик Бархудар, — раздельно проговорил он. — Кто подымает оружие на своего брата, тот не должен наслаждаться солнечным светом. По-твоему поступали многие наши предки, и тем они погубили нашу страну. Дальше так не будет. Ценя твои заслуги, я простил тебя навеки. Но остерегись отныне моего гнева и не избегай моей воли.

Он умолк снова, помрачнел от роившихся в голове горьких дум и немного мягче, но не менее повелительно продолжал:

— Сегодня между твоим домом и домом мелика Туринджа должно воцариться вечное согласие, тэр Бархудар! Во имя этого согласия мы должны сотника Товму сделать твоим зятем.

У Бархудара так округлились глаза, что казалось, они вот-вот выскочат из орбит.