Мхитар Спарапет

— Купи, брат, пирожок!.. Ради бога, купи! Домашнего изготовления, с рисом и сливочным маслом. Еще горячие. Попробуй, не пожалеешь. Пальчики оближешь. — Он насильно втиснул пирожок в руку музыканта.

— Давай без пробы, — согласился музыкант.

— Сколько? — обрадовался продавец.

— Десяток.

Продавец на миг опешил, а потом запричитал:

— Пусть будет благословенным твой путь, добрый чужестранец! С утра встретился милостивый человек, — значит, день обернется удачей. А то, что они вкусные, — это истинно так, нигде больше не найдешь подобных…

Музыкант расплатился и попробовал один из пирожков.

— Вкусный, — сказал он, — знать, жена мастерица.

— Э-эх! — вздохнул продавец. — Была мастерицей… Была! Бог знает, для какого паршивого магометанина она теперь печет пирожки. Не пожелал господь, чтобы она осталась со мной…

— Ушла от тебя?

— Увели, брат, — простонал продавец. — Еще по осени. Слыхал, верно, Тахмаз Надир Кули хан вместе с собакой Батали Султаном растоптал наше село Арсеняц… Почти всех вырезали и пленили…

— Да, слышал. — По лицу музыканта прошла печальная тень. — Слышал, что не смогли вы преградить им путь.

— Преградили, но что может малая запруда против потопа, брат мой? Ханы явились с несметным войском, будь они прокляты!.. Богатое было село, все пожрали, все разбили и растоптали. Если кому и удалось унести ноги и сохранить голову, тот уже не хочет возвращаться в разоренное гнездо. Из нашего дома в живых остался один я да еще девочка шести лет. И я тоже к себе не вернусь…

— А если будет указ вернуться? И если тебе помогут дом поставить?

— Э!.. Добрый человек! Кому до нас дело?.. — протянул подавленный горем пирожник. — Видишь, вон там, у ворот, сидит нищий? Так вот, он был когда-то самым счастливым среди нас. А сейчас довольствуется подаянием. Персы разграбили его богатый дом, разрушили мастерскую, перебили детей, а самого взяли в плен. И долго он там мыкался, бедный. Одному богу ведомо, как вызволялся из ханского плена. Спрашивали, не говорит. Кто знает, какие муки претерпел, пока добрался сюда. Всего два дня, как вернулся…

— Кто он?

— Художник Нагаш Акоп. Сын знаменитого поэта Нагаш Овнатана.

— Неужто?

— Да, брат. Золотые руки у человека, искусность его поражала людей. А когда картины сожгли и разрушили мастерскую, он вроде бы тронулся немного.

— Несчастный человек, — покачал головой музыкант. — Я слышал о нем. Скажи мне еще вот что: враги разорили село Арсеняц, но ведь Мегри, слава богу, уцелел. Отчего же этот базар такой запустелый и почему закрыты многие лавки?

— Ходжи не хотят торговать.

— Нет у них товаров?

— Есть, но они боятся вынести их на рынок. Прячут. Спроси Нагаш Акопа, скажет отчего. Когда-то не раз был гостем в высоких домах, и народ он этот знает.

— Эх, какое мне дело, — отмахнулся музыкант. — Ну, оставайся с миром, брат, желаю удачи.

— Счастливый тебе путь! — Продавец был доволен, что продал сразу десять пирожков.

Бродячий музыкант походил еще немного, купил зачем-то иголку да нитки и покинул рынок.

Городок Мегри располагался в расщелине скал. В ущелье зеленели сады и виноградники, по скалистому уклону тянулась длинная каменная стена. А вокруг на высотах были сооружены боевые башни для охраны городка. Поблизости от Мегри протекает Аракс. До этой вечно мутной и шумной реки и простирались мегринские сады. Каждый из домов, наседавших здесь друг на друга, с их маленькими скалистыми двориками, где росли инжирные и гранатовые деревья, напоминал некую старинную цитадель. Городок имел только одни крепкие железные ворота. Находились они в самом начале ущелья у Аракса. Ворота эти днем и ночью охранялись воинами.

Бродячий музыкант миновал охранников. Воины грызли орехи. Неподалеку на костре жарили на вертеле пойманного в Араксе сома. И никто не обратил внимания на пришельца. А тому не терпелось хоть словом перекинуться.

В прозрачных водах реки молодицы мыли ковры. Воины подшучивали над женщинами, что стояли в воде, сверкая голыми коленками.

Музыкант ступил в узкую улочку. Хотя дома в Мегри лепились беспорядочными рядами, однако улочки и дворики здесь были на удивление чистыми. Наружные стены обмазаны белой глиной. Вдоль выложенных каменными плитами тротуаров журчат ручейки. Сидевшая у крашеных зеленых ворот старуха протянула руку в сторону проходившего музыканта. Ему показалось, что старая просит милостыню. А та, оказывается, угощала его орехами и сушеной тутой.

— Ты, похоже, чужестранец, сын мой, обычаев наших, я вижу, не знаешь, — хрипло произнесла старуха. — Возьми…

Музыкант принял угощение, поблагодарил и направился дальше. В одном месте он увидел, как дубили кожу. Кругом стоял тяжелый смрад. А у дверей красильщика собралась огромная толпа. Под стеной, прямо на земле, сидел молодой гусан и весело пел:

Щеки алые, на розу похожие,
И сама как цветок…