Мхитар Спарапет

И вспомнились музыканту тифлисские пирушки. Нагаш Овнатан из Шорота пьянил там своими песнями жен грузинских князей и армянских купцов. Сколько раз доводилось кутить с покойным! И вот встреча с сыном Овнатана Акопом. Такая неожиданная. Хотя музыкант и слышал, что Акоп — художник, но видеть его никогда не видел и не знал, что живет он в Сюнике. Судьба художника показалась горше своей.

Бродячий музыкант свернул с дороги, надеясь хоть на миг остаться в одиночестве. Вспомнилось, как однажды на пиру Нагаш Овнатан с особым выражением запел:

Я, Нагаш, — море греха,
И любовью я пьян…

Женщины, затаив дыхание, слушали его. А одна из родственниц царя Вахтанга, молоденькая красавица, не сдержалась и, заломив унизанные кольцами руки, зарыдала…

С этого и начал наматываться клубок сплетен и насмешек. Вахтанг удалил Нагаша из своего дворца, и музыканту больше не доводилось встречаться с Нагашем. Только недавно он узнал, что несчастный поэт вернулся в родное село Шорот и там скончался.

«Надо будет посетить могилу! — подумал музыкант… — Если нет надгробия, то поставить…»

Его догнала новая песня гусана. Удивительно он пел! Две молодые женщины, высунувшись из ворот, восхищенно слушали гусана. Сверху на них прикрикнула старуха:

— Ах вы стриженые! Заслушались идолопоклонника! А ну, домой!

Молодицы юркнули за ворота. А какие у них были чудесные глаза. Лишь мгновение музыкант видел их глаза, белые шеи, родинки на щеках. Он вздохнул и с горечью подумал: «Вот так и прошла моя жизнь без огня».

Возле церкви, там, где каменная стена круто подымалась по уступу к скале, высился серый дворец с тяжелой железной дверью. Сквозь полуоткрытые ворота виднелись узкие окна дворца, просторная площадка вокруг, на которой было множество лошадей.

«Значит, прибыли», — заключил музыкант и ускорил шаг.

В ворогах ему преградили путь.

— Не свадьба здесь, не угощение, куда прешь! Назад! — сердито отрезал привратник.

Но музыкант оттолкнул его и прошел, не оглядываясь, вперед. Двор был вымощен камнем, всюду в бочках росли апельсиновые деревья. Золотистые плоды висли на тонких ветках и, казалось, вот-вот упадут на каменные плиты. Привратник, на миг растерявшийся, кинулся и снова преградил путь дерзкому музыканту. Он и кулаки выставил, но тут же попятился назад: слишком уж уничтожающим был взгляд незваного гостя.

На балконе показался владелец дворца — военачальник Константин; увидев пришельца, он поспешно спустился вниз и пошел ему навстречу.

— Надеюсь, никто не узнал тебя, тэр Давид-Бек?

— Прибыли? — вопросом на вопрос ответил переодетый Давид-Бек.

— Жду твоих повелений.

Бек быстро поднялся по каменной лестнице, с шумом открыл одну из дверей и вошел в комнату. Сорвав с себя саз и чужую одежду, отбросил их в сторону. Повернулся к Константину, который, скрестив на груди руки, ждал на пороге.

— На базаре у ворот сидит нищий. Доставь его ко мне. И чтоб никто из ходжей, собравшихся у тебя, не увидел его. Иди! — сказал он сухо, а подвернувшемуся слуге велел принести холодного мацуна.

— Лепешки!.. Лепешки!.. — кричал торговец и вдруг застыл на полуслове.

По каменным плитам зацокали конские копыта. И на базар ворвался отряд воинов из полка «Опора страны». Спешившись, воины приблизились к сидящему на земле Нагаш Акопу.

— Уйдите! — крикнул тот в отчаянии и стал отмахиваться руками. — Безбожники, окаянные персы!.. Куда вы меня тащите, куда?

Крик его разнесся по всей округе. Первыми бросились наутек зеленщики. Схватив в охапку разостланные лохмотья, кинулась бежать торговка семенами. Спешно закрыли свои лавочки мясники. Но прежде чем они успели запереться, к ним шмыгнул продавец лепешек.

— Нагаш Акопа схватили, — горестно сообщил он.

— Какой грех совершил несчастный? — дрожа от страха, спросил один из мясников.

— Может, он золото где прячет или, прости господи, лазутчик вражеский, — предположил другой.

— Типун тебе на язык! — вздрагивая, возразил продавец лепешек. — Рано утром здесь побывал бродячий музыкант. Купил сразу десять пирожков. Для чего ему было нужно столько? Темной он показался мне личностью, ой пронеси господи. Не иначе, его рука в этом деле замешана, клянусь могилой матери…

— Если немного прикусишь язык, голове спокойнее будет, — посоветовал мясник.

Нагаш Акоп все еще кричал, сопротивлялся. Собака его отчаянно лаяла. Ее пинали, били плетью, но она не отступала от своего хозяина. Тогда воины взвалили Нагаша на коня и поскакали прочь. Следом, жалостливо скуля, бежала собака.

Только во дворе казармы с Акопом заговорили.

— Не кричи! — сказал десятник. — Никакого горя мы тебе не причиним, а ведем к нашему господину, только и всего!

— Над отцом своим посмейся, желторотый! — не поверив ему, крикнул Нагаш. — Цари и князья давно плюнули на меня, горемыку. Зачем я им?..

Воины привели в порядок его одежду, кое-как убедили, что ничего ему не угрожает, и отвезли в дом военачальника Константина.