Младенца на трон!

Вот уже несколько дней Речь Посполитая осталась без монарха. Но проблемы существуют, чтобы их преодолевать, и вскоре Сейм собрался снова. За окном шумел серый дождь, словно оплакивая отречение короля.

На этот раз заседание возглавлял великий канцлер литовский Лев Сапега. Это был высокий, довольно полный человек с седыми волосами ежиком и седыми же пышными усами, в богатом вишневом кунтуше.

— Что ж, панове, — начал он, — снова мы в бескоролевье, и наша задача — как можно скорее его прервать. А потому предлагаю сегодня же выбрать Интеррекса[47] и назначить дату конвокационного сейма, на котором мы должны будем огласить условия для кандидатов на престол. Нет возражений?

Сапега повернулся к сухонькому седому старику Лаврентию Гембицкому, примасу Польши, который традиционно созывал такой сейм. Тот кивнул, но среди депутатов послышался ропот недовольства.

— В чем дело, панове? — удивился канцлер.

Со своего места поднялся Кшиштоф Радзивилл, гетман литовский. Он был красив, статен и, несмотря на молодость, уже заслужил всеобщее уважение военными подвигами.

— Хочу напомнить ясновельможным панам, — низким, хорошо поставленным голосом начал он, — что выполнение всех необходимых для избрания монарха процедур займет немало времени. Нам же нужно срочно принимать решение. Мало того, для участия в заседаниях необходимо будет многих полководцев отзывать с мест военных действий. Достаточно того, что мы приехали на этот сейм. А потому в связи с чрезвычайными обстоятельствами предлагаю избрать короля прямо сейчас.

— Вы шутите, пан Радзивилл, — поразился один из сидящих рядом с ним шляхтичей.

— Ничуть! Рядом с нами — сильная держава, к которой уже примкнула некоторая часть наших соотечественников. Я говорю, конечно, про Московию. И предлагаю, панове, избрать царя Петра королем польским и Великим князем литовским!

По залу прокатился изумленный гул, но Сапега заметил, что далеко не все шляхтичи удивлены. Они явно ожидали чего-то подобного, а может, и точно знали, что последует такое предложение.

Старый примас в светлых, с золотом, одеждах, встал и решительно стукнул посохом о каменные плиты пола.

— Нельзя нам от порядка отклоняться, светлейшие паны! Что значит выбрать царя прямо сейчас? А выдвижение других кандидатов? А кондиции?

Александр Гонсевский, великий писарь литовский, вскочил настолько быстро, что с его головы упала шапка с меховыми отворотами и султаном из перьев.

— Я категорически против, панове! Петр станет требовать наследственного правления, что по нашим законам неприемлемо.

— И я, — поднялся королевский ротмистр Николай Потоцкий. — У царей московских в ходу деспотичный стиль управления. Он лишит нас всех вольностей, мы взбунтуемся, и станет еще хуже, чем сейчас.

— Куда уж хуже, — горько усмехнулся Сапега.

Радзивилл покачал головой.

— Панове, пожалуйста, успокойтесь. Прошу выслушать посла русского, князя Ивана Воротынского.

Боярин спустился с "посольской трибуны" и занял место в центре зала. На нем был роскошный, с златотканым узором кафтан и высоченная горлатная шапка. Он опирался на посох, в рукояти которого поблескивали драгоценные камни.

Дождавшись, когда в зале установится тишина, Иван Михайлович откашлялся и начал:

— Не тревожьтесь, панове, коли вы нашего царя королем польским выберете, все вольности останутся при нас. Великий государь Петр Федорович всемилостивейше согласился подписать генриховы артикулы.

Царский посланник подавил тяжелый вздох. Это ж надо, какая гадость эти артикулы! Они нещадно ограничивали власть монарха и давали миллион привилегий шляхте. Не к лицу государю московскому такое подписывать! Но что делать, без них паны не примут Петра, и столь редкая возможность может больше не представиться.

По-прежнему стоявший рядом с ним Кшиштоф Радзивилл добавил:

— Не буду скрывать, панове, что конфедерация уже снеслась с царем московским. Мы предложили ему трон и оговорили следующие кондиции: сохранение шляхетских привилегий, ненаследственное правление и подчинение нашим законам, непреследование католиков, протестантов и униатов, то есть полная свобода веры. Царь Петр на них согласился и подпишет об этом pacta conventa. Со своей стороны русские выдвинули условиями совместный поход на крымских татар и изгнание из Речи Посполитой иезуитов.

"Ладно, пущай пока ненаследственное, ежели они так упрямы, — усмехнулся про себя боярин. — Опосля видно будет".

— И что же, князь Воротынский, ваш царь планирует объединить нас с Русью в одно государство?

— Нет, панове, токмо под личной унией.

— Полная чепуха, — вскочил толстый старик с бульдожьим лицом, великий подскарбий коронный Николай Данилович. — Православный король в Речи Посполитой?! Или царь желает принять католичество?

— Аль монарх имеет меньше права, чем его подданные? — усмехнулся боярин. — Государь, аки и вы все, будет пользоваться свободой веры.

Страсти разгорались, то один, то другой магнат вскакивал и самозабвенно доказывал свою точку зрения.

— Нет, это невозможно!

— Лучше Людовика позвать!

— Нет времени за ним посылать.