Младенца на трон!

Младенец был найден в церкви, в доме Шереметева вокруг него постоянно происходили диковинные события, сам он в три года говорит и рассуждает, как взрослый, а теперь еще доказал, что и будущность видит. Про бельских немцев прознал, про Лермонта… Князь не поленился и это проверить — да, верно, среди сдавшихся иноземцев и в самом деле есть такой. А шаховы послы? Пожарский встречался с ними на приеме, поинтересовался Ризой. И те подтвердили: при захвате Грузии у митрополита тамошнего внутри большого креста нашли кусок Ризы Господней. Вот зачем она им, басурманам? Приехали просить союза против османцев, так могли б и ее в подарок привезти. Не додумались. Впрочем, князь не постеснялся и намекнул этим тугодумам: вот если б шах Аббас сделал бы дар нашему царю… А какой дар может быть желаннее для православного государя, чем Риза? И вроде бы послы намек поняли.

Да-а, ну и малец! Как он мог все это знать заранее?! Никаких сомнений, он высшее существо! И знает, что и как для Руси лучше. Коли он сказал, что нужно договариваться о мире, значит, так тому и быть.

Князь отвлекся от своих мыслей и прислушался.

— Шведы да ляхи жмут немилосердно, — говорил между тем Воротынский, — Новгород, Старая Русса, Ладога под ними уже. А намедни из Воронежа человек прибежал, сказывает, Иван Заруцкий на Москву целится. А главная наша сила ушла к Смоленску, вот и Дмитрий Михалыч туды сбирается.

— Ужель и вправду, князь? — шевельнул потной бородой Мстиславский. — А мы-то как же от атамановых войск отбиваться будем? Был бы хоть Черкасский тут, так ведь и он в Смоленске.

— Не тревожься, Федор Иваныч, — Пожарский встал, шагнул к столу и оглядел обеспокоенные лица думцев. — Мы там стоять долго не станем, подгоним пушки с мортирами да возьмем ляхов с налету. А опосля того ваш черед — о замирении уговариваться.

— Ча-аво?! — возмутился Воротынский и с такой силой сжал посох, что пальцы покраснели. — Да в уме ль ты, князюшка?

— Коли крепость отобьем, туды гарнизон немалый надобен. А ежели война будет длиться, так, почитай, всех там оставлять. И некому Москву оборонять станется. Али хочешь отдаться Заруцкому, а, Иван Михалыч?

— Этот нас всех тут на колья посадит, — вздохнул Мстиславский. — Вона Федор Иваныч к Заруцкому людей своих отправлял, дык не вернулись. Так ежели ляхи на престол наш притязать не станут, можно и замириться, что мешает?

Со своего места поднялся высокий старик с длинной седой бородой — князь Иван Семенович Куракин, бывший еще полгода назад претендентом на престол.

— Неможно нам с ляхами о мире уговариваться! — громогласно объявил он, стуча посохом об пол. — Не откажутся они Владислава свово царем кликать, а над нами насмехаются, варвары, дескать. Сколько они крови на земле нашей пролили за годы бедствий? Да и сами бедствия не с их ли помощи учинились? Как привели к нам самозванца лживого, так и началось лихо в государстве.

— Что ж, теперь до скончания мира за то их бить? — усмехнулся Пожарский. — Нет, бояре, воля ваша, но воевать нам доле невместно. Русь из развалин подымать надобно, а не землю кровушкой кропить. Опять же, у Заруцкого сила немалая, его еще надобно одолеть.

— Дельно говорит князь, — вступил статный боярин лет сорока, Иван Васильевич Голицын, старший брат которого томился в польском плену. — А в кондициях замирения пропишем, чтоб ляхи возвернули нам Филарета да братца мово, Ваську.

— Об Филарете с государем уговорено, — важно кивнул Шереметев. — Уж и грамотка ушла в Казенный приказ.

— А об Ваське что ж?

— Ну, Иван Васильич, сам ведаешь, денег-то в казне ноне уж больно мало.

— Дык я ж про то и глаголю: добавьте Ваську в кондиции, вот и не будет убытку. Ты сам-то, Федор Иваныч, об замирении как мыслишь?

Шереметев опустил голову, чтоб скрыть радостную улыбку. Это ж надо, он боялся, что Пожарский костьми ляжет, чтоб не допустить мира, а тут сам князь об этом же хлопочет. Чудеса! И теперь, если грамотно подойти, враг оставит Старую Руссу, и солевой промысел возобновится. Это ж сколько дохода-то сразу прибудет!

— Слово Дмитрия Михалыча верное, замиренье нам надобно. И не токмо с ляхами, а и со шведами. И чтоб земли Новгородские да Псковские нам возвернули!

Он помолчал немного, вздохнул и добавил:

— Вот только не согласятся они…

— Не тревожьтесь, бояре, — улыбнулся Пожарский. — Вы об замирении порешите, а как ворогов уговорить, опосля измыслим. А теперь вот что: надобен нам в Смоленск второй воевода заместо раненого Михайла Бутурлина.

Со своего места у противоположной стены поднялся широкоплечий, крепко сбитый бородач лет пятидесяти. Лицо его, казалось, кто-то собрал из нескольких: полные губы и мясистый нос совершенно не соответствовали пронзительному взгляду умных карих глаз. Это был князь Иван Федорович Троекуров, зять Филарета, один из помощников Пожарского в прошлогоднем московском походе.

— Чаю, я к сему дело могу быть гож, бояре.

Шереметев, пожевав губами, вопросительно взглянул на Пожарского:

— Что скажешь, князь?

— А чего ж, Иван Федорыч воин знатный, опытный, отрядом Угличским командовал. Мы с ним поладим.

— Добро, — важно кивнул регент.