Младенца на трон!

Ну почему это происходит именно с ним? Что за напасть?! А тут еще приятель рассказал, что Акимка в кабаке спьяну трепался, будто днями ему кучу денег отвалят. Как пить дать, хочет его, Ермолая, продать! Аспид! Ладно, еще поглядим, кто кого.

Нет, так оставлять нельзя, решать надо. Если Рыжий и в самом деле с людьми князя Пожарского надумал встретиться, то надо этого не допустить!

Акимку он нашел быстро. Подстерег бывшего дружка возле церкви Гавриила Архангела в Мясницах, когда тот из трактира возвращался и… А что сложного? Один удар ножом — и нет свидетеля.

Но мысль об опасности прочно засела в голове. Коли Рыжий с людьми князя снюхался, так и Роговец может. Нужно и его туда же… к праотцам.

Несколько дней Пугало бродил по Москве, шлялся от кабака к кабаку, пытаясь выследить Николу, а все без толку, не нашел. Но и забыть про бывшего приятеля не мог: звериным чутьем он чувствовал, что Роговец для него смертельно опасен. Эх, кабы не люди князя Пожарского…

Пришлось Ермолаю податься на юг. Он собрал с полсотни самых отъявленных головорезов и двинулся к Заруцкому.

Атаман с войском все еще стоял в Воронеже, дожидаясь Краснобая. Казаки заняли все свободные терема, благо их было немало: многие жители покинули свои дома, едва услышав о приближении Заруцкого. Те, кто не поместился в воронежских избах, разбили шатры прямо на улицах, отчего город теперь походил на табор.

Иван принял Пугало с распростертыми объятиями, дал под его начало сорок человек и сделал сотником.

Август выдался холодным, над городом низко висели серые тучи, по улицам гуляли стылые ветра, и Ермолай в ожидании похода на Москву поспешил занять небольшую избенку возле церкви Успения. Но вскоре стало известно, что Баловень со своим войском застрял где-то под Вологдой, и Заруцкий решил идти в без него.

Неподалеку от нового жилища Ермолая, на берегу реки Воронеж, стоял небольшой трактирчик. Хозяин, Федька Ухарь, хоть и ограбленный, но не павший духом, из города не уехал и продолжал наливать казакам доброго вина. Те его старания оценили и теперь платили за штоф звонкой монетой. Пугало, как и многие другие, повадился туда ходить, коротая промозглые вечера.

За два дня до выступления, решив, как всегда, промочить горло, Ермолай отправился в трактир. Подойдя к старенькому, скошенному на бок домишке с наскоро намалеванной вывеской "Кружало[22] у Федьки", он дернул на себя скрипучую дверь и ввалился в тепло натопленной комнаты. Завидев его, из-за прилавка подмигнул хозяин:

— Здорово, Ермолай!

— И тебе не хворать, — Пугало стянул с головы шапку.

— Озяб, небось?

— Да уж, студено. Где наши-то?

— А во-он, за печкой.

Но едва гость сделал пару шагов, как из угла послышалось:

— Ермолай! Пугало, ты, что ль?

Он обернулся: к нему, раскинув руки, спешил Гришка Хортиц.

— Здорово, братец!

Друзья обнялись.

— Ты откудова? Давно ль тут? — наседал Гришка.

— Со Спасова дня.

— Это как же мы не свиделись? А ну, давай к нам.

Он кивнул на длинный стол, заставленные штофами вина и плошками с закуской.

— Федька! — крикнул Ермолай, — Мне туды принесешь.

— Добро!

Гришка подвел его к столу и принялся знакомить с сидевшими за ним друзьями.

— Казачки, это Ермолай Пугало, сотник, с ним не пропадешь! А это Васька Луков, Петюня Шацкий, Николка Роговец, Лукьян Семенов…

Пугало впился взглядом в лицо одного из сидящих. Николка? Роговец? Твою ж мать! Как?! Ему из-за этого гада из Москвы пришлось бежать, и все ради того, чтоб нос к носу встретиться в этом Богом забытом кабаке?!

— Сидай, выпей с нами, друже, — загалдели казаки, хлопая Ермолай по плечу.

— Ха, да мы знаемся! — воскликнул Никола. — Здорово, братец. Выходит, тебя теперича Пугалом кличут? За это, что ль? Это тебя девка приложила?

Он выразительно ткнул пальцем в щеку Ермолая. Тот отшатнулся, потер шрам и процедил сквозь зубы:

— В бою саданули.

Роговец расхохотался на весь кабак, под кустистыми бровями лукаво блеснули карие глаза. Между тем подскочил целовальник, поставил на стол свечу в оловянном подсвечнике, штоф вина и оловянный же стакан. Ермолай сходу плеснул себе полный и залпом выпил.

— Что за девка? — заинтересовался Гришка.

Пугало грозно уставился на Николу и, не глядя на Хортица, бросил:

— Попутал Роговец.

— Ну как же, как же, — залился тот, но, поймав взгляд бывшего приятеля, осекся. — А могет, и всамдель попутал.

— А пить-то ты горазд, Ермолка, — засмеялся молоденький казак, которого Хортиц назвал Лукьяном, — полон стакан кувыркнул махом.

Мысленно порадовавшись, что разговор перешел на другую тему, Пугало кивнул:

— Агась, мы могем.

— Давайте-ка, братцы, за здравие царя Ивана Дмитрича!

Казачки дружно подняли стаканы, выпили и загалдели. Шум, болтовня, стук посуды, смех… Лишь Ермолай сидел молча, прикидывая, насколько опасен для него Роговец. Нет, пожалуй, бояться нечего, уж кто-кто, а Заруцкий за какую-то там девку корить не станет. Подумаешь, снасильничал, да у атамана в войске сплошь и рядом такое. Тогда почему душа волком воет, предупреждая об опасности?