Пан Самбройский не понимал ни слова и в недоумении переводил взгляд с царя на француза. Заметив, как вытянулось лицо капитана, он занервничал.
— Что происходит, сударь? Нам надо спешить!
Тот мельком глянул на поляка и снова повернулся к Петру, разглядывая его с неподдельным удивлением. Неужели слухи правдивы?!
— Мне известно, что вы, мессир, год назад просились на русскую службу и не получили ответа, — продолжал юный царь. — Я читал ваше "Состояние великой державы" и должен сказать, что впечатлен. Моя страна описана с искренней симпатией. А посему я даю свое согласие и прошу вас возглавить работу по созданию в Москве полков иноземного строя.
Маржерет замер — этот малыш читал его работу?! Как?! И говорит, словно взрослый… И по-французски! Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, потом всё же взял себя в руки и с достоинством произнёс:
— Это невозможно, сир. Теперь я служу польскому королю.
Пётр грустно усмехнулся: ну, вот и все. Идея настолько поразить француза, чтоб тот перешел на его сторону, не сработала. Надеяться больше не на что.
Между тем Самборский, нервно прикусив губу, в нетерпении смотрел на Маржерета. Он видел, как в глазах француза удивление сменяется растерянностью и даже каким-то священным трепетом. Не может же этот маленький необразованный московит говорить по-французски?! Или это какой-то дьявольский заговор? Ещё чуть-чуть, и проклятый малыш своим колдовством сделает из капитана послушную куклу! И всё сорвётся!
— Нет времени болтать, сударь, вот-вот подойдут московиты! — рявкнул пан. — У меня приказ привезти его в Краков живым или мертвым!
Снаружи раздались крики, и поляк побледнел.
— Московиты! Предупреждал я вас, пан болван! Что ж…
Одним прыжком он подскочил к царю и занес над ним саблю. Увы, сохранить самообладание Петру не удалось: он невольно зажмурился и втянул голову в плечи. Сердце стучало как бешеное, душу рвал холодный ужас. Все, конец!
Василий растерянно смотрел на Пожарского. Жив! Князь стоял возле дымящегося палисада, отдавая приказы конникам.
— Кузьма, скачи в лагерь, передай Молодцову, пущай перестанут метать. Город наш! Вы трое — с ним! Ты, Устин, сту…
— Дмитрий Михалыч! — завопил Васька и рванулся к князю.
Пожарский обернулся — на шишаке трещина, лицо в пыли, крови и копоти, а глаза сияют. Но тут же их свет померк, брови нахмурились.
— Ты чаво тут?! Где царь?!
Васька, на радостях забывший обо всем на свете, встал как вкопанный.
— Да как же, Дмитрий Михалыч, — в растерянности забормотал он. — От тебя человек пришел, сказывал, ты, мол, к себе кличешь. Кольцо вот порукой дал.
Страж поспешно выковырял из поясного мешочка перстень и протянул Пожарскому. Тот взглянул, поднял левую руку — на пальце красной звездочкой сверкнул рубин. Лицо его перекосилось.
— Липа, — процедил он и заорал: — Лошадей! В лагерь!
Два всадника тут же спешились, князь с Васькой вскочили на их коней и во весь опор помчались к царской ставке. Перемахнув через кучи битого кирпича в проломе, они оказались в ликующем войске, уже закончившем битву с крылатыми гусарами. Последние из них, израненные и ощипанные, спасаясь бегством, скакали на юг, туда, где не было русского лагеря. А за ними во весь опор неслись конники Сулешева.
— За мно-ой! — что есть мочи заорал Пожарский. — К царю!
Те, кто мог его слышать, устремились на восток, к шатрам. Праздновать победу было рано.
Васька немилосердно лупил коня, изо всех сил подгоняя его. Скорее! Скорее! Сердце холодело, горло словно тисками сдавило. Петр Федорович! Господь милосердный, не дай случиться худому с Твоим посланцем!
Вот уже и насыпь перед царским шатром, а на ней… Боже, трупы стрельцов! Тех самых, что он оставил в охрану!
Пожарский и Василий подъехали к ставке одновременно. Спешились, Дмитрий Михайлович ринулся в шатер, а страж, кусая до крови губы, топтался среди десятков тел, наших и поляков. Что здесь произошло?! Ясно, что враг напал неожиданно…
— Никого, — тихо сказал вышедший из ставки Пожарский. — Пусто.
Услышав это, Васька упал на колени, поднял лицо к небу и отчаянно завыл:
— Господи-и-и!!
Князь, мельком осмотрев трупы, все понял. Между тем, к царскому шатру подбежали запыхавшиеся ратники.
— В погоню! — скомандовал Пожарский. — Черкасского сюда, Троекурова, Сулешева! Немедля!
Несколько человек бросились исполнять приказ, остальные заметались между шатрами. Василий встал и на подгибающихся ногах пошел куда глаза глядят. Споткнулся обо что-то, глянул — снова трупы. И здесь был бой, и здесь полегли наши, пытаясь спасти царя! А он — он в это время где-то ходил, выполняя лживое поручение. Охранник, твою мать! Не доглядел. Не уберег. Нет ему прощения!
— Ва-ась, — раздался откуда-то слева тоненький голосок.
Страж рывком обернулся — впереди, у чьей-то ставки, стоял в окружении иноземцев Петр и радостно улыбался. Васька ахнул. Бросился к нему, упал на колени, обнял его ножки и зарыдал.