Младороссы

Когда Мари распрощалась с последними гостями – мадам Беар и ее мужем, и в последний раз за этот вечер принесла свои извинения за недопустимое поведение брата, она, оставшись на кухне одна, закрыла лицо руками и заплакала. Она приложила столько усилий, столько средств, столько лести, чтобы расположить к себе этих людей, а теперь все пошло прахом. Ее снова будут воспринимать также, как и прежде – как обыкновенную «гранд дюкессу», которая занялась не своим делом, и которая живет под одной крышей с чудаковатым братом, о чьем эскападе сведения просочатся в прессу в этот же вечер. В этом она была уверена. Но слезы текли недолго. Мари вытерла их, и ее охватило сильное желание подняться к Дмитрию и высказать ему все, что у нее накипело и за этот вечер и за весь предшествующий месяц. Она вышла из кухни и пошла по коридору. Проходя мимо гостиной, она увидела в окно, как Петр мыл лошадь на террасе, на том месте, где еще час назад она с гостями пила кофе. Она вскипела и выйдя на крыльцо, прокричала.

– Петр, ты не мог бы это сделать на заднем дворе?

Петр хотел было что-то возразить, но Мари так строго на него посмотрела, что он не осмелился и потянул лошадь за собой, туда, куда было велено.

– «Теперь очередь хозяина», – мысленно сказала себе Мари, поднимаясь по лестнице.

Поднявшись наверх, она подошла к двери комнаты Дмитрия, той самой, за которую безуспешно пытались проникнуть мсье Беллами и мадам Беар, и сделала несколько предупредительных стуков. Ответа не последовало, но Мари расслышала за дверью музыку. Это была ария Долилы.

– «Теперь, конечно, хочется чего-то умиротворяющего», – подумала она – «Но подожди, я нарушу твой покой».

Надавив на дверную ручку, она вошла внутрь.

Комната была погружена в полумрак из-за правой партеры, которая закрывала половину окна, выходившего на террасу, левая партера, была небрежно отдернута в сторону. На столе пылилась груда книг и кипа бумаг, наверху которых покоились перетянутые лентой свертки.

– «Это еще, что такое?», – недоумевала Мари.

С тех пор как Дмитрий въехал, она ни разу не заглядывала в его комнату и понятия не имела, что он перевез. В темном углу комнаты стоял шкаф, одна его дверца была отворена настежь и на ней, на тремпеле, висел гвардейский парадный мундир Дмитрия.

Из смежной комнаты, коя была спальней Дмитрия, была приоткрыта дверь, и исходящий из нее свет, полоской лежала на полу этой комнаты. Мари шире приотворила дверь и шагнула в спальню.

Свет исходил от камина, в котором потрескивали поленья. Дмитрий сидел лицом к нему и спиной к Мари, положив одну ногу на мягкий пуф и потягивая вино. Он по-прежнему был в форме для поло, не сняв даже сапоги. На небольшом столике у окна лежал шлем и клюшка, а рядом, на столе побольше, строй бутылок вина и пирамида из пустых и полупустых бокалов. Дмитрий был погружен в пленительную арию ветхозаветной красавицы и не заметил, что в комнату вошли. Мари подошла к ночному столику рядом с кроватью и включила лампу.

– Зачем? – недовольно буркнул он, повернув голову.

– Здесь темно, – ответила Мари.

– Здесь и должно быть темно, – сказал Дмитрий – Выключи.

Однако Мари не пошевелилась.

Отвернувшись, Дмитрий продолжил смотреть на огонь, и казалось, тут же забыл о присутствии сестры в комнате. Его отрешенность и полное равнодушие, уязвили Мари – она поняла, что он совсем не считается с ее чувствами.

– Пришла поблагодарить тебя, – сказала она.

– За что? – спросил Дмитрий, отпив вина.

– За то, что приветил моих гостей, – стараясь сдерживать себя, ответила Мари, хотя в душе ее поднимался гнев.

Дмитрий, не переставая смотреть на огонь, едва заметно усмехнулся. Постояв еще немного, в ожидании, хоть какого-то подобия извинений и не дождавшись их, Мари пошла к выходу, но дойдя до него и взявшись за ручку двери, ее гнев, казалось, поднялся до самого неба, мешая ей дышать и глотать. Мысль, что завтра Дмитрий, как ни в чем не бывало, уедет по делам фирмы, забыв какую боль он причинил ей сегодня, продолжая и дальше считаться только со своими желаниями и прихотями и совершенно не считаясь с ее чувствами, а она так и быть, проглотит обиду, вывела ее из себя. Она повернулась.

– И еще хочу поблагодарить тебя, за то, что рушишь мое дело, – выпалила она – Тебе же не важно, чего мне стоило открыть мастерскую, наладить ее работу, найти клиентуру из уважаемых людей и пригласить их к себе, где ты так по-варварски повел себя с ними.

– Твои гости были слишком назойливы, – спокойно ответил Дмитрий.

– Правда?! Они же, всего лишь, хотели засвидетельствовать тебе свое почтение!

– Я не нуждаюсь ни в чьем почтении, – ответил Дмитрий, подливая в бокал вина.

Мари смотрела на брата, на его затылок, на волосы, светлые от природы, но при мерцающем свете от огня из камина, приобретшие темный, блестящий оттенок и он вдруг весь предстал для нее таким же блестящим, лощеным и спесивым барчуком, и это вызвало в ней отторжение.

– Ты не можешь помешать людям, искать встреч с тобою, – сказала она – Ты представитель фамилии и это накладывает на тебя обязательства.

– Накладывало, – поправил ее Дмитрий.