Младороссы

Мари подошла к Дмитрию и села рядом. Она положила руку ему на плечо, но он никак не отреагировал на ее прикосновение. Она протянула руку к пряжке, что закрепляла шлем и хотела ее расстегнуть, но Дмитрий мотнул головой. Однако Мари все равно настойчиво дотянулась до пряжки и расстегнула ее, после чего стащила шлем с головы брата. Мари нежно провела ладонью по взъерошенным волосам Дмитрия.

– Пойдем, – вдруг, сказала она.

– Куда? – с недоуменьем спросил Дмитрий.

– Пойдем-пойдем, – повторила Мари – Там увидишь.

Взяв Дмитрия за руку, она потянуть его за собой, но он стал сопротивляться.

– Я не хочу не куда идти.

– Это недалеко, – сказала Мари – Это займет совсем немного времени, а потом снова вернешься к своим бутылкам, и я не стану тебе мешать.

***

Обещание Мари оставить его в покое, подкупило Дмитрия, и он хоть и без желания, но все же пошел за ней.

Когда во дворе, они подошли к «Паккарду», Дмитрий сказал:

– Я слишком пьян, чтобы садится за руль.

– Поведу я, – спокойно ответила Мари.

– Ты разве умеешь? – снова с недоуменьем спросил Дмитрий.

– Я шесть лет прожила в Швеции, – ответила Мари – И сама управлялась своим «Пежо».

Мари с первого раза завела двигатель и уверенно без малейших ошибок выехала с территории двора на улицу и покатила дальше. Остывший воздух уходящего дня освежающе подействовал на Дмитрия и он, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза. Мари управляла очень аккуратно, а ветер так приятно касался лица, что Дмитрий был не прочь поездить так подольше, но вскоре Мари сбавила скорость, а затем и остановила авто.

Дмитрий открыл глаза и увидел, что они остановились напротив невысокой ограды, за которой стоял одноэтажный и очень скромный дом. В окнах горел свет.

– Зачем мы сюда приехали? – спросил Дмитрий.

– Хочу тебя кое с кем познакомить, – ответила Мари.

– Опять ты за свое, – недовольно буркнул Дмитрий – Я не хочу знакомиться ни с кем из твоих друзей.

– Это не друзья, – возразила Мари – Здесь живет моя швея и хочу, чтобы ты с ней познакомился.

– Зачем? – с нескрываемым раздражением в голосе спросил Дмитрий.

Мари хотела ответить, но в этот момент дверь дома отворилась и из него вышла женщина. Она не спеша подошла к ограде, чтобы внимательнее рассмотреть остановившейся возле ее дома авто.

– Не пугайся Катя! – сказала Мари и вышла из «Паккарда».

– Ваше высочество! – с облегчением произнесла женщина, увидев Мари.

Она подошла к калитке и принялась отпирать затвор.

Вечер этого непростого дня, Дмитрию таки пришлось провести в обществе знакомых Мари. Катя – как ее ласково называла Мари, была женщиной сорока лет, которая будучи эмигранткой, работала швеей в мастерской «Китмир» с момента ее открытия и в одиночку растила сына-подростка, прикованного к инвалидному креслу. Мальчика звали Федором, ему было четырнадцать, и он был интеллектуально очень развит для своего возраста, чего нельзя было сказать о его физическом состоянии. Дмитрий не стал расспрашивать о недуге, которым страдал подросток, но помимо инвалидного кресла, болезненная худоба и толстые очки линз свидетельствовали, что он поражен целым букетом различных болезней.

– Правда, что наследник страдал гемофилией? – спросил Федор, когда все пили чай.

– Правда, – ответил Дмитрий – Откуда ты это узнал?

– Из газеты «Иллюстрированная Россия», – ответил Федор.

– Ты читаешь эмигрантскую прессу?

– Да, – ответил подросток не без гордости – Еще я читаю «Последние новости» и «Возрождение». А вы, какие газеты читаете?

Дмитрий улыбнулся на этот вопрос и ответил:

– Я читаю французские газеты.

– Почему вы не читаете наши газеты? – не без обиды в голосе, спросил Федор.

– Потому что я не хочу жить чужими воспоминаниями о прошлом, мне хватает своих, и вдобавок еще и платить за них.

За время чаепития в тихом семействе Дмитрий окончательно протрезвел, и на смену досады на свою судьбу, которая то дремала, то просыпалась в нем, как в этот день во время поездки с абиссинским принцем, пришло чувство стыда. Теперь сидя за одним столом с матерью-одиночкой, которая дни напролет проводит за утомительным трудом швеи, чтобы прокормить своего несчастного сына-инвалида, которому не суждено ходить, Дмитрий понял, насколько жалок и смешон он был час назад, когда сетовал Мари на свою участь, и как теперь, привезя его сюда, она про себя думает:

«– Ну, что? Ты и теперь будешь жаловаться на то, что стал торговым агентом?».

Дмитрию казалось, что краска стыда, залила его лицо, и присутствующие только из вежливости делают вид, что не замечают этого.

На обратном пути Мари ни слова не сказала Дмитрию по поводу того урока, который она ему преподнесла, да в этом и не было необходимости – он не мог уже думать ни о чем другом, как о недостойности своего уныния и как следствие, диктуемого им недостойного поведения. Теперь предстояло со всем этим что-то делать.

3. Одри