Младороссы

После откровенного разговора с Мари и визита к ее швее Кати, Дмитрий больше не притрагивался к вину. Он решил изменить жизнь, или точнее, как выражалась Мари, принять те обстоятельства, в которых он оказался. Также он решил, что из этого положения он обязан продолжать исполнять обязанности члена императорской фамилии. Он еще не знал, в чем теперь заключаются эти обязанности, или точнее, как теперь он может их исполнять, но точно понимал, что те тысячи и тысячи его бывших соотечественников, как и он оказавшиеся на чужбине, многие из которых были в крайне трудном положении (как та же Катя с сыном Федором), теперь относятся к его сфере ответственности. Но как он мог им помочь, или хоть как-то повлиять на их жизнь, если сам был вынужден только и заниматься тем, что зарабатывать себе на кусок хлеба?

Отныне мысли Дмитрия были сосредоточены над решением этой дилеммы. Теперь каждый его день шел по следующему распорядку: каждое утро он, съев омлет, приготовленный заботливой рукой Мари, парочку багетов и запив все это кофе, садился в свой «Паккард» ехал на работу. Если в этот день не предполагались поездки по городу или за его пределы, то до полудня он сидел у телефона и обзванивал старых и потенциальных клиентов. На ланч он всегда ходил в один и тот же ресторанчик, который находился неподалеку от фирмы и там он уже мог уделить время своим августейшим обязанностям. Так сидя за цыпленком или стейком, он старательно записывал в блокнот структуру и механизм работы фонда, который по его замыслу должен был оказывать материальную помощь всем нуждающимся русским эмигрантам Парижа. По окончании рабочего времени, он иногда задерживался в конторе, чтобы просмотреть обширную картотеку клиентов, которые, когда либо, делали заказ у мсье Клузо. Среди них были люди весьма состоятельные, которых можно было попробовать подвигнуть на пожертвование для будущего фонда. Вечером с чувством выполненного долга Дмитрий возвращался домой, и уже не уходил сразу в свою комнату, а шел в гостиную к Мари, где усевшись в большое кожаное кресло и вытянув ноги на пуфе, обсуждал с ней текущие новости русского Парижа.

К концу недели такой работы, «черновик плана» (как его называл Дмитрий) по работе фонда был основательно прописан, однако дальше этого дело не двигалось. Никто из тех, к кому Дмитрий обращался, а среди них были и люди очень богатые, никто не проявил не малейшего интереса, ограничиваясь заявлениями вроде: «я подумаю», «сейчас сказать не могу, но возможно потом» и т.д. Но, несмотря на ощущения того, что он толчет воду в ступе, Дмитрий твердо решил продолжать начатое. Вскоре судьба сама предоставила ему случай продвинуться в его деле, впрочем, и здесь обошлось не без участия Мари.

***

В очередной вечер, вернувшись, домой и, расположившись в кресле в гостиной, Дмитрий уже хотел рассказать Мари про то, как днем познакомился с коммерсантом из Англии, с которым было приятно поговорить на любимом английском языке, и как тот выразил желание перечислить небольшую сумму для фонда, как вдруг он увидел лежащее на столе письмо. На конверте, в графе отправителя стояла фамилия «Граф». Дмитрий распечатал конверт и, вынув из него лист, принялся читать машинописный текст.

– Что пишет Граф? – спросила Мари, завязывая узлом нитку на большой черной материи, лежащей у нее на коленях.

– Так, – ответил Дмитрий, быстро пробегая глазами текст – Просит поговорить с дядей Николашей, чтобы он не мешал Кириллу.

– Ты поговоришь? – спросила Мари, перекусывая нитку.

Дмитрий отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Пустая трата времени, – ответил Дмитрий, кладя письмо на стол – Бог не дал способность дяде Николаше слышать других людей.

– Но можно попробовать. Эмиграция меняет людей, может и он изменился?

– Если хочешь, можешь попробовать, – сказал Дмитрий, не желая больше продолжать эту тему.

Мари взяла письмо, быстро взглянула на него, после чего положила обратно.

– Ладно, а теперь встань-ка.

Дмитрий повиновался ее указанию. Мари также встала со своего кресла. Когда она это делала, большая черная материя упала с ее колен, оставаясь одним краем в ее руках, и взору Дмитрия предстал длинный черный халат с сиреневым воротником и такого же цвета краями рукавов. Спереди и сзади халат был украшен пришитыми сиреневыми птичками, напоминавшими чаек. Мари протянула халат брату. Дмитрий надел его и подошел к трюмо, которое стояло в углу гостиной. Он повернулся перед зеркалом несколько раз и, оставшись довольным, тем, что увидел в нем, вернулся.

– Спасибо, – сказал он, целуя Мари.

Он сел, уже в халате, в кресло.

– А теперь слушай про одного англичанина, которого я сегодня встретил…

– Хорошо, хорошо, – поспешно сказала Мари, усаживаясь в свое кресло – Только пока не забыла, хочу тебе кое-что сказать.

Дмитрию не понравилось, что его прервали, но он замолчал.