Николас не стал уговаривать ее добавить туда что-нибудь покрепче, и она была ему за это благодарна. Наполняя два высоких бокала, он заметил:
— Участок загорелой кожи на ваших ногах позволяет предположить, что в прошлом месяце вы часто бывали на солнце в шортах и ботинках. Или светлым участкам кожи есть какое-то другое объяснение?
— Вам нужно было податься в сыщики, — улыбнулась Кресси. — В отпуске я ходила по Пеннинскому пути.
Он подошел к тому месту, где она стояла, рассматривая картину, на которой была изображена смоковница, растущая возле побеленного коттеджа, рядом с которым лежала поленница дров.
— Это одна из маминых работ. Смоковница ее любимое дерево. А вот она зимой — отбрасывает тень на стену дома.
— Вы унаследовали ее талант? — спросила Кресси.
— Нет, к сожалению. Даже наброска сделать не умею, приходится пользоваться фотоаппаратом. С кем вы ходили по Пеннинам? С молодым человеком?
— Нет, с подружкой. А вы там были?
— Когда-то очень давно, еще в старших классах. Вы прошли весь путь от Идейла до Керк-Йетхоума?
— Да, но пока мы дошли до конца, намучились порядком. А вы за сколько времени прошли?
— За одиннадцать дней. Вы спали в палатках или останавливались на турбазах?
— На турбазах. Погода оставляла желать лучшего. И потом мы не решились, после того как нам рассказали, что какой-то человек, ночевавший в палатке, погиб во время страшной бури.
— Вы часто ходите в походы или это была единственная вылазка?
— Я всегда любила ходить пешком. Но женщине бродить по необитаемым местам опасно. Вот почему я уговорила подружку пойти со мной, но ей это быстро надоело. Не всем нравится дикая природа.
Он подал ей бокал и со словами: «Ваше здоровье» — отпил немного темно-розовой жидкости из своего собственного.
Кресси повторила тост и тоже сделала глоток своего тоника.
Николас спросил:
— Где вы учились? Гиртон... Ньюнэм?
Кресси не могла не рассмеяться из-за того, что ее приняли за выпускницу столь известных вузов.
— Я не училась в Кембридже и вообще университетов не кончала. — Она решила не упоминать, что ее мать и одна из сестер были выпускницами Оксфорда.
Он задумчиво посмотрел на Кресси.
— Но если вы не учились в Кембридже, то откуда знаете про «Волшебную яблоню»?
— Увидела ее на открытке в сувенирном магазинчике в Национальной галерее. Что-то в ней было такое, что я захотела взглянуть на оригинал и поехала на день в Кембридж. Это оказался такой симпатичный городок. Старинные здания... сады вдоль реки... богатый выбор в книжных лавочках. Вам, наверное, там очень нравилось.
— Мне нравилось учиться там, но я не участвовал в общественной жизни. Большинство моих сверстников мечтали о высоких должностях, о бизнесе и известности. Мне такие люди неинтересны. Они либо утомляют меня, либо вызывают отвращение.
Кресси невольно подумала о своей семье.
— Вы хорошо относитесь только к людям, подобным себе... путешественникам?
— Нет, конечно. Мне нравятся разные люди, если только они не одержимы идеей успеха любой ценой.
Поразмыслив об этом некоторое время, Кресси сказала:
— Разве справедливо осуждать людей за то, что они стремятся к известности и богатству? У вас есть и то и другое. Очаровательный дом, шикарные машины, средства на покупку любых книг, какие вы только пожелаете...
— Вы осуждаете передачу благ по наследству? — улыбнулся Николас.
Кресси помотала головой.
— Я вообще ничего не осуждаю... кроме жестокости.
К ее немалому удивлению, Николас протянул руку и коснулся ладонью щеки.
— Вы начинаете мне очень нравиться. Надеюсь, это взаимно.
Она почувствовала уже знакомое волнение, но теперь оно сопровождалось странной болью в сердце.
— Как же может быть иначе, если вы были настолько добры ко мне? У вас есть здесь еще какие-нибудь работы вашей матери?
— Да, вон там, — он указал в ту сторону, где стояла кровать.
Работы, которые она видела до этого, были акварельными эскизами. Над кроватью же висела большого размера картина, выполненная маслом: стоящая посреди деревеньки смоковница с распускающимися листочками и линия гор — вдалеке.
— Потрясающе! — искренне восхитилась Кресси. — Ваша мама обожает местные пейзажи. Наверное, она скучает по острову?
— Не думаю... по крайней мере, не сильно. Она считает, что дом человека там, где его сердце, а ее сердце там, где муж-американец.
По другую сторону кровати, рядом с еще одним горным пейзажем, висел портрет юного Николаса. Черты лица были те же, что и сейчас, но еще не до конца сформировавшиеся. Будь у него темные глаза, его можно было бы принять за взъерошенного цыганенка. Глаза сверкали на мальчишеском смуглом лице так же ярко, как сейчас, только в них не было скептичного выражения, приобретенного с годами.
— Думаю, ужин уже готов. Давайте спустимся вниз, — предложил он. — Но сначала вам не мешало бы намазать щиколотки и запястья средством против комаров. В ящике вашей прикроватной тумбочки должна быть баночка.
— Я уже нашла ее, — ответила Кресси. — Это ваша мама велела снабдить гостевые комнаты всем необходимым?