— Мною получено письмо от товарища Сталина, — начал Шаумян спокойным, негромким голосом, но в напряженной тишине явственно слышно было каждое слово. — Все, что в этом письме сказано, одобрил товарищ Ленин. И все, о чем заявлено в этом письме, является официальным, исходящим от Совета Народных Комиссаров… Затем мной получены еще три телеграммы от товарища Сталина… Так вот, товарищи, — голос Шаумяна окреп, и лицо его озарилось, — нанесен сокрушительный удар капиталистическому господину бакинской буржуазии, свершилось то, что всегда являлось мечтою и лозунгом бакинских рабочих… — Шаумян сделал движение вперед и, подняв руки, высоким взволнованным голосом возгласил: — Волей его величества бакинского пролетариата огромные богатства, созданные народным трудом, отняты у паразитов и переданы трудовому народу в лице его Республики Советов! Товарищ Сталин нам сообщает, что национализация нефтяной промышленности утверждена!..
Он не успел договорить — зал ожил, радостные возгласы на разных языках слились в один торжествующий гул: то, о чем еще так недавно не смели думать люди забитые, робкие; то, что в суровых буднях иным казалось досужей мечтой, сказкой; то, за что долгие годы боролись, проливая свою кровь, большевики, — осуществилось!
Выждав, пока шум стих, Шаумян продолжал:
— Я счастлив, товарищи, поздравить вас с победой!.. С поддержкой рабочих и крестьян всего Закавказья, с поддержкой российского пролетариата Бакинская трудовая коммуна укрепится здесь, в Баку, и явится освободительницей всего трудового народа Закавказья!
Зал снова восторженно зашумел:
— Да здравствует Бакинская коммуна!..
Едва Шаумян умолк, все, с шумом отодвигая скамьи, устремились к трибуне. Каждому хотелось быть ближе к тому, кто принес сегодня радостную весть, посланную трудовому народу Баку Лениным и Сталиным. У каждого вдруг возникло множество вопросов.
Юнус не сводил глаз с Шаумяна. Да, та же бородка, те же красиво очерченные брови, те же глубокие внимательные глаза. Они запомнились Юнусу с той поры, когда ему доводилось видеть Шаумяна у машиниста Филиппова. И сейчас лицо Шаумяна казалось близким, родным. Юнус смотрел на него почти влюбленным взглядом: ведь это он, Степан Георгиевич, всю жизнь боролся за счастье народа, осуществляя и его, Юнуса, мечты. Юнус протиснулся вперед, вплотную к Шаумяну, и вдруг неожиданно для себя произнес:
— Привет вам, Степан Георгиевич, здравствуйте!.. — Он хотел добавить «дорогой», но постеснялся.
— Здравствуй! — ответил Шаумян, вглядываясь в Юнуса.
Юнус понял, что Шаумян его не узнает.
— Вы к нам в Черный город ходили, на завод, к машинисту Филиппову, — напомнил Юнус.
— Да, да, конечно…
Казалось, Шаумян начинает что-то припоминать.
— Я сын Дадаша, заводского сторожа. Помните? — старался помочь ему Юнус.
— Дадаша? — воскликнул Шаумян обрадованно. — Так бы ты и сказал! Конечно, помню! Высокий такой, худой… Неужели ты его сын? — спросил он, окинув Юнуса удивленным взглядом: Юнус был на полголовы выше его. Не узнать того щуплого мальчугана, которого не раз видел он подле Дадаша.
— Я самый, — застенчиво улыбнулся Юнус в ответ.
— Эк тебя… подняло! — сказал Шаумян с добродушной улыбкой. — А как отец поживает?
Юнус опустил глаза.
— Убили его из кровной мести. Ножом в спину… Скоро три года.
Лицо Шаумяна стало серьезным.
— Не дожил отец твой до нашего торжества… — произнес он печально и покачал головой. — Жаль… Хороший был человек… — Шаумян задумался на мгновенье и затем добавил прежним тоном: — Выходит, мы с тобой вроде как земляки — черногородские!
Все вокруг слышали эти слова. Юнус почувствовал гордость.
— Спасибо, Степан Георгиевич!.. — сказал он растроганно.
Шаумян протянул Юнусу руку.
Руки Юнуса были запачканы нефтью — он пришел сюда прямо из буровой. Поспешно отерев ладонь о паклю, по промысловой привычке зажатую в кулаке, он в ответ протянул свою руку и ощутил крепкое пожатие.
Юнус и Арам возвращались домой вместе.
Вдруг кто-то тронул Юнуса за рукав. Он обернулся и увидел старика азербайджанца, сидевшего в зале рядом с ним.
— Скажи, сынок, кто этот человек, который рассказывал нам о новом законе? — спросил старик.
Юнус оглядел старика с недоумением: что еще за чудак? Целый час слушал и не знает, кого!
— Это Степан Георгиевич Шаумян, председатель Бакинского Совнаркома, чрезвычайный комиссар по делам Кавказа! — ответил Юнус.
Старик, видимо, не понял.
— Ты, я видел, с ним разговаривал, — сказал он. — Хорошо его знаешь?
— Мы с ним как земляки — черногородские! — ответил Юнус гордо.
— Земляки?.. — переспросил старик почтительно.
Арам взял его под руку.
— А ты сам из каких краев, старик? — спросил он. — Что-то я тебя в наших местах не встречал.
— Из Кир-Маки я, — вздохнув, ответил старик, — из Кир-Маки… Пешком пришел сюда — узнать, правду ли говорят, что у старых хозяев скоро отнимут промысла… У нас в Кир-Маки хозяева тычут кулаками в лицо тем, кто это говорит.
— С этого дня этим хозяевам конец! — подтвердил Арам. — Слышал, что говорил Шаумян?
Старик кивнул.
— Хороший он, я думаю, человек.
— А ты все ли понял? — спросил Юнус.