Млечный путь

Еще терзалась память то злобным окриком Марты, то пронизывающим все тело холодом бешеных водоворотов Дуная, то унизительными допросами. Но не зря сказано: годы — лучшие целители. Шло время, раны затягивались. Нашла и Нурания себе скромное место в мире людей, полюбила, сына родила. Было бы дико и несправедливо, если бы после всего пережитого и выстраданного лишили ее жизнь тех опор, без которых она рухнет, потеряет свой смысл.

Но, вопреки утешениям друзей, Мансур не подавал вестей, и надежды Нурании таяли день ото дня. «Откликнись, не томи нас, милый! Прошу тебя», — заклинала она мужа, просыпаясь ночами от острой боли в сердце. К концу лета боли эти участились, лекарства почти не помогали. Могла бы Нурания послушаться Амину Каримовну и хотя бы ненадолго лечь в больницу, но как тут без нее управятся с домом свекровь со свекром? Что будет с Анваром? Нет, нет, не может она думать о больнице и болезнях. Чего доброго, еще без работы останется. Надо стиснуть зубы и терпеть...

У природы свой извечный порядок, свой нрав. Серый, надоедливый дождь, который лил, не переставая, целый месяц, прекратился, облепившие горные вершины плотные облака, словно вырвавшиеся из загона овцы, пришли в движение. А там и небо очистилось от мутной пелены. Установились ясные дни, гостящие всего неделю-полторы перед первым снегом и наступлением морозов.

К утру земля покрывается обильным инеем, но к полудню от него не остается и следа. Снова сияет солнце, в воздухе серебрятся нити паутины, шуршит под ногами убитая заморозками багрово-желтая опавшая листва. А по ночам в иссиня-черном холодном небе падают звезды, оставляя за собой сверкающий след. И приходят ей на память причитания матери: «О аллах, опять звезды падают! Чьи же теперь-то бесценные жизни обрываются?..» Тревожно, неуютно в такие ночи. Если бы Нурания знала те молитвы, которыми ее мать ограждала себя и близких от всяких напастей, то и сама бы молилась не уставая, — в первую очередь за Мансура, потом за всех несчастных и сирых, невинно пострадавших, за Валиму и других девушек, ждущих своей доли. Перебрала бы их и снова вернулась к Мансуру.

Но она уже забыла молитвы своего детства. Да и на себе испытала, на собственном опыте познала, что не какие-то божественные силы вершат судьбами людей, а они сами творят все своими руками и своим разумом или злой волей. Добрые ратуют за правду и справедливость, себя не жалея. Злые, черствые душой всячески мешают им, строят козни, ложь и бесчестие — их оружие. Этим они и сразили Мансура. Но знает Нурания, что сердце у него доброе, любящее, помыслы чистые. Любовь и честь — вот их, Мансура и Нурании, святая вера. И нет у них ни оружия другого, ни молитвы...

В один из вечеров, когда она поднималась на крыльцо, от страшной колющей боли в груди у нее подкосились ноги, свет померк в глазах. Не помнит Нурания, как занесли ее в избу, как уложили в постель, и очнулась уже на второй день, по пути в больницу.

На первых порах ей полегчало. Навестившим ее Фатиме и Хайдару с Фагилей она говорила, что ей дают хорошие лекарства, сердце уже не так сильно болит, что не пройдет и недели, как выпишется из больницы и вернется домой. Не знала Нурания, что накануне Амина Каримовна позвонила в Куштиряк и позвала их, чтобы на всякий случай попрощались с больной.

Была печальная пора поздней осени, когда холодный ветер срывал с деревьев остатки шафранно-желтой листвы и последние стаи птиц улетали в теплые края, а в воздухе уже кружились редкие снежинки.

Нурания выразила сожаление, что не привезли к ней сына, на что Фатима ответила:

— Уж больно холодно, Нурания. Боялась — простудится. — Скрыла, что Анвар заболел.

— Письма не было? — спросила Нурания, с мольбой глянув ей в глаза.

На этот раз поспешил с ответом Хайдар:

— По пути сюда заглянул в райсовет. Это... говорят, стало известно, что объявились несколько человек, таких, как Мансур. Живы, значит!.. Ты не волнуйся, Нурания. Все будет хорошо.

Похудевшее, бледное лицо Нурании осветила слабая улыбка, на глаза навернулись слезы. Сказала, погладив ему руку:

— Спасибо тебе, Хайдар. Доброе у тебя сердце.

Фатима и Фагиля едва сдерживали рыдания.

— Верно, верно! Недалек тот день! — проговорили в один голос.

После Мансура эти трое да еще Марзия — самые близкие Нурании люди. Их помощь, задушевное слово были ей опорой в самые черные дни, ограждали от безнадежности. Не поверили они наветам, которые погубили Мансура. Подумав об этом, она прошептала:

— Морока вам из-за меня. Простите, ради бога...

— Что ты! Как можно? — обняла ее Фатима. — Болезнь разве выбирает? Сегодня ты, завтра...

— Как установится погода, пожалуйста, привезите ко мне Анвара... — Нурания устало откинулась на подушку, закрыла глаза. Отдохнула минут пять и снова заговорила: — Послушайте, апай, Фагиля... нельзя ли как-то помочь той Валиме, сиротке горькой? Пропадет ведь девушка...