Мне — 65

Когда явился за очередное заседание, все спрашивали: что случилось, как удалось похудеть так быстро?.. Какая методика? Какими жиросжигающими добавками пользовались?.. Я загадочно улыбался. Не могу же прямо сказать этим несчастным: жрать надо меньше!… Увы, не поймут. Им надо есть много, но чтобы худеть.

Да, кстати, с резким сбросом лишних двадцати килограммов давление стало сто двадцать на семьдесят. Рекомендую метод, если кому нужно.

Огромные краны с подвешенными гирями ломают последние хрущевки, такие крохотные и жалкие рядом с современными домами, где и потолки высокие, и кухни громадные, и жилая площадь впятеро больше. А совсем недавно эти хрущевки были последним писком прогресса! Как им радовались, как люди ликовали…

«Сплошная химизация» сейчас воспринимается как жуткий кошмар: люди отказываются покупать даже генетически измененные продукты, а про всякие протравленные химикатами нет и речи – их просто не примут к продаже.

Дни рождения, ессно, никогда не отмечал. Свои дни рождения. Зато отмечал дни рождения Пифагора, Александра Македонского, Гильгамеша, Гомера, вполне заслуживших, чтобы их дни отметили не только мелким шрифтом в календаре. Их дни рождения отмечать тем удобнее, что никто не знает, когда они родились, так что отмечать можно в любой день, когда восхочется, так что я заранее объявлял, что такого-то числа день рождения Архимеда, надо почтить память великого человека, и мы собирались с вином и пивом, устраивали застолье, а потом метание топоров в колоду и прочие забавы.

Теперь же, в Москве, с этим стало труднее. Нет, со днями рождения великих все так же, но уж больно ширилось движение, чтобы непременно отметить и мой личный день рождения, ведь прежняя отговорка уже не катит, что, мол, еще надо, еще ничем не заслужил, а праздновать день рождения зауряднейшего человечика – смешно и глупо. Теперь вы, Ю.А., уже чего-то да достигли, что-то да значите, так что извольте соответствовать, то есть принимать гостей, улыбаться и кланяться, отвечать на поздравления, принимать совершеннейше дурацкие подарки, которые надо потом в квартире выставить на видное место в знак уважительности к дарящему…

А если, мол, юбиляр сам не приглашает на свой день рождения, мы это расценим как проявление скромности и вломимся к нему без всякого приглашения, благо дату уже знаем, а там уж изволь принимать по протоколу и заведенному обычаю.

Да чтоб я пошел на такую хрень? Правда, с возрастом стал совсем мягким. Нет чтобы матом да бейсбольной битой по голове, теперь заявляю за два-три дня, что лежу страшно болен, с высокой температурой, весь в прыщах, заразное, наверняка из Гонконга, птичий грип, никого не желаю видеть и не желаю, чтобы кто-то меня видел в таком состоянии. Отмазка срабатывает даже для тех, кто знает, что отмазка: а вдруг не отмазка? В его возрасте уже положено так вот ныть и болеть. Пятьдесят на пятьдесят, что не брешет.

Все-таки прав Платон, мы – растения. Или существа с плоскими ногтями. И всех нас от колыбели и до конца ведет, не отпуская ни на миг, мощный инстинкт. А то, что называем разумом, это так – смех один. Это даже не слуга, бегающий на побегушках у инстинкта, а так, зудящий где-то в сторонке комар, на который инстинкт даже внимания не обращает. А если и позволяет пожужжать поблизости, то если жужжание не мешает.

Все, что мы делаем, это по велению инстинкта. Он настолько пронизывает каждую нашу клеточку, что просто не соображает, что у нас ничего, кроме инстинктов, нет.

Помню, когда в детстве смотрел фильмы, там почти в каждом был такой штамп: немцы наступают, благородный дядька бросается к пулемету и кричит детям, обычно двум: «Уходите, я их задержу!» Дети нехотя отползают, а потом бегут задворками или кустами, если в лесу, а взрослый остается на верную смерть, останавливая наступающих немцев.

Вот сколько я тогда пересмотрел этих фильмов и всегда, отожествляя себя с главным героем, остающимся вот так, не понимал его поступка. Да какое мне дело до тех двух детей, я буду драться за себя. А когда будет возможность отступить – отступлю! И мне неважно, успеют те сраные дети убежать за это время достаточно далеко для спасения или нет!

И вот так жил, жил, жил, жизненные соки из земли перекачивал по стволу к ветвям, поил и кормил организм, остатки сбрасывал, матерел, и вот однажды снова попался на глаза такой же эпизод про «Спасайтесь, а я их задержу!»… уже приготовился презрительно скривиться: да плевать мне на тех детей, своя шкура дороже… как вдруг что-то остановило.

Да, остановило. Я ощутил, к своему изумлению, что а вот ничего подобного: лягу за пулемет и буду стрелять в наступающего врага, чтобы дать возможность молодняку убежать, спрятаться, спастись, а потом размножаться, не давая прерваться моему роду. Или не обязательно моему, но – «нашим».