А если посмотреть, чему учат в британских школах, и вспомнить, что один из убийц был учителем начальных классов, то трудно отрицать: в своей оценке того, что нужно нации для единения, американцы правы, а мы, как ни печально, нет. И это не просто потому, что большая часть британских детей уже многого не знает об истории Британии (13 % молодежи от 16 до 24 лет думает, что Армаду[156]
разбил Хорнблауэр[157], а 6 % приписывают великую морскую победу Гэндальфу[158]). Беда в том, что мы больше не требуем лояльности от иммигрантов или их детей. Виновников много, и в первую очередь это Инок Пауэлл. Как годами твердил Билл Дидс, проблема заключалась не столько в катастрофичной тираде Пауэлла в 1968 году против иммиграции, сколько в том, что это повлекло невозможность для любого серьезного политика обсуждать последствия иммиграции и то, как должно функционировать многонациональное общество.После расистской атаки Пауэлла никто не осмеливался говорить о британскости или о необходимости настаивать на лояльности иммигрантов к стране иммиграции, что успешно делают американцы.
Так мы и дрейфовали в течение всех этих десятилетий и создавали культурно многообразное общество, очень привлекательное и имеющее массу преимуществ, в котором, однако, слишком многие британцы абсолютно не обладают чувством привязанности к этой стране или ее институтам. Это культурная катастрофа, на устранение последствий которой уйдут десятилетия, а начинать следует с того, что я назвал в сегодняшнем утреннем выпуске
Это означает отстаивание определенных ценностей, которые мы считаем британскими в доброжелательной и вежливой манере. Если это подразумевает конец ненависти, фонтанирующей в мечетях, и обращения с женщинами как с людьми второго сорта, пусть будет так. Нам необходимо приучить второе поколение мусульманских общин к нашему образу жизни и покончить с явным отчуждением, которое они ощущают.
Это значит, что имамам надо сменить тон. А Мусульманскому совету Великобритании прекратить бесконечные разговоры о том, что «проблема не в исламе». Ведь абсолютно ясно, что во многих мечетях можно услышать проповеди ненависти и найти литературу с прославлением 9/11 и оскорблением евреев.
Мы достигли поворотного пункта в отношениях между мусульманским сообществом и остальными. И для умеренных сейчас самое время показать себя лидерами. Вот почему я хочу закончить статью словами моего коллеги – лейбориста Шахида Малика, члена парламента от Дьюсбери, который вчера сказал: «Задача ясна – мы не должны больше терпеть тех речей, которые терпели до этого, будут ли они раздаваться на улицах, в школах, молодежных клубах, мечетях, закоулках, дома. Надо не просто порицать их. Надо противостоять».
Хорошо сказано, Шахид. Самое время имамам последовать этим словам.
Конец части Англии
Когда я увидел, как у нижних ворот Берта развернулась ко мне крупом, я подумал: тут какая-то ошибка. Мне обещали найти красивую спокойную кобылу с учетом того, что я никогда не ездил на лошадях. А на меня надвигался вздымающийся зад самой крупной гнедой, которую я когда-либо видел.
Ошеломленный, я взобрался на стул, приготовленный для меня Ди Гризеллем, совладельцем фермы, сунул ногу в стремя и попытался закинуть себя в седло. Берта в этот момент подалась назад, и я начал свой первый день охоты в последнюю, согласно древней традиции, неделю с медленного, как во сне, падения на бетонный пол фермы.
Так что оставим меня там, зависшим между стременем и землей, и рассмотрим причины этого отчаянного поступка. «Ты очень храбрый, – постоянно талдычат мне все, – если не сказать отчаянный». В действительности же к тому времени, когда я разобрался с Бертой, я стал – подозреваю, намеренно – трусливым. «Когда в 1997 году я решил вновь заняться охотой, – рассказал пригласивший меня Чарльз Мур, пока мы ехали на сбор охотников, – я уже не занимался ею 25 лет и в ночь перед выездом не сомкнул глаз». «Правда?» – сказал я, и тут до меня дошло, что я прошлую ночь проспал с невозмутимостью невежды.
Когда мы проезжали мимо одинокой сороки[159]
, я не мог не заметить, что Чарльз забубнил длинную искупительную молитву: «Поздоровайся с миссис Мэгпай… передай ей мои лучшие пожелания… меня зовут Чарльз Мур» – и так далее, да так подробно, что я даже всерьез забеспокоился. Чарльз – ветеран, профи. Он имеет право носить красный с зеленым воротником камзол Восточного Суссекса и Ромни-Марша (графство Кент). Он счастлив, когда его выбрасывает из седла на какую-нибудь каменную стенку или куст с шипами. И если его настолько страшат предстоящие события, что он молится при виде сороки, то что ждет там меня?