Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

Не стоит и спрашивать, любите ли вы Дебюсси, — кто способен устоять перед дивным очарованием этой изысканной, словно исходящей из самого сердца природы чарующей музыкой! Никто, как не может с нормальными эмоциями человек остаться равнодушным к ароматам сирени или ландыша, таинственному сумраку леса, манящему пересыпанию звездного драже в ночном небе или юной свежести бредущей по берегу моря девушки. Это дело музыковедов — что там заимствовал Дебюсси у Шопена, Римского-Корсакова или Грига, ясно, что все они в какой-то мере повлияли на его творческое развитие — ничто не возникает из ничего. Но ясно также и то, что именно Дебюсси привнес в музыку совершенно новую поэзию и гармонию, что именно он сделал слышимыми и шаги на снегу, и реющие в воздухе ароматы, и лунный свет, и повесть прилетевшего с моря ветра. И если справедливо суждение Шумана, что Мендельсон насадил цветы во взращенном Бахом лесу, то что же сказать о Дебюсси — что он наполнил лес их дыханием?

Бах? При чем тут Бах, никакой преемственности! — пожалуй, скажете вы. Преемственности, во всяком случае осознанной, действительно никакой, и тем не менее я утверждаю, что кое в чем Дебюсси все же напоминает своего великого предшественника: в его музыке тоже нет драматургического развития, она не повествует, но передает состояние, только в отличие от Баха скорее не духа, а души.

Каждый гений, хочет он того или нет, — новатор. Но новаторство новаторству рознь. В одних случаях речь идет о развитии существующих традиций, таков, к примеру, Рахманинов. В других — возникает нечто качественно новое.

Клод Дебюсси — знаковая фигура в истории не только французской — мировой музыки. Он жил в эпоху, когда на рубеже 19 и 20 веков в искусстве возникали все новые и новые тенденции, иногда надуманные, иногда нарочито протестные, разрушительные — своего рода реакция на те или иные негативные явления в жизни. Относиться ко всему этому можно по-разному, и в третьей части я еще вернусь к этой теме. Но был среди всех этих «измов» один, чье очарование давно уже никто не осмелится отрицать. Имя этому явлению — импрессионизм. Начало положили французские художники во главе с Клодом Моне. В музыке пионером был его тезка — Клод Дебюсси.

Суть импрессионизма (от французского слова «impression» — впечатление) в передаче, как я уже говорил, сиюминутного состояния, а не становления. Здесь в самую точку бьет гетевское «остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Именно прекрасно, отметьте, в отличие от многих других новаций того времени, где целью было уродство.

Оригинальность Дебюсси (родился 22 августа 1862 г.) проявилась уже в ученический период; он «очень изобретателен» написал о своем 15-летнем воспитаннике профессор Парижской консерватории Э.Дюран. Впоследствии эта «изобретательность» привела к конфликту Дебюсси с Французской Академией: «Господин Дебюсси представляется нам человеком, испытывающим мучения от желания сделать что-либо странное, непонятное, невыполнимое». Сам Дебюсси понимал все это иначе: «я хочу /.../ создавать оригинальные произведения, а не попадать все время на те же пути. Я слишком люблю свободу». Здесь я должен сделать важную оговорку: в поисках своих, оригинальных путей Дебюсси, в отличие от большинства создателей нового искусства, следовал лишь внутреннему голосу, интуиции, он ничего не изобретал. «Я пытаюсь подчиняться закону красоты, о котором/.../ часто забывают.» Он призывает «не слушать никого, кроме ветра, рассказывающего нам историю мира». И при этом не приемлет тех, кто «комбинируют, строят, выдумывают темы /.../ делают метафизику, но не дают музыки»; фактически он говорит о том же, что и Рахманинов. Как же могло случиться, что удивительные гармонические открытия Дебюсси в дальнейшем почти не получили развития, у него был всего лишь один действительно достойный преемник (да и то на ограниченном отрезке времени) — Морис Равель, тогда как изобретенная современником Равеля Арнольдом Шенбергом додекафоническая музыка была подхвачена десятками апологетов?

Художники-импрессионисты далеко не сразу добились понимания и признания. Не приходится удивляться, что та же участь постигла и Дебюсси, слава пришла к нему лишь в конце 19 века, и принесли ее оркестровые пьесы — сначала «Послеполуденный отдых фавна» (1894 г.), а затем, в 1900 г., — «Облака», «Празднества» и «Сирены». Но подлинно исторической вехой в истории французского, да и всего мирового музыкального искусства стала состоявшаяся в 1902 г. премьера оперы «Пеллеас и Мелисанда» (на сюжет Метерлинка). В противовес гремевшему (в прямом и переносном смысле слова) по всей Европе Вагнеру в этой опере «лишь по неуловимому содроганию мелодической линии и по дрожи оркестра, подобной легкому подергиванию губ, можно было заключить о драме, разыгрывающейся в душах» (Ромен Роллан).