Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

Несколькими годами спустя почти то же потрясение я испытал от четырех шопеновских скерцо, а в 1991 году (Рихтеру уже исполнилось 76, и он недавно перенес операцию на сердце) — четыре английские сюиты Баха. Даже Гульд никогда прежде не производил на меня такого впечатления! На протяжении двух отделений все эти жиги, сарабанды, аллеманды, куранты разворачивались подобно грандиозной симфонии, исполненной такого божественного величия духа, такой неземной красоты, такой бездны человеческих переживаний, что у меня даже возникла мысль: вот они подлинные Страсти Христовы! Триста лет прошло со времени создания этой музыки, но она так и оставалась неразгаданной, и вот — словно сам дух великого Баха снизошел, наконец, на землю.

Сожалею, что мне не довелось услышать в концертном зале 33 вариации на тему Диабелли Бетховена, его последнее сочинение для фортепьяно, последнее — и самое грандиозное, причем не только у Бетховена — вообще! Это какая-то квинтэссенция Бетховена!.. нет, не знаю... Между прочим, я уже писал, что одним из высших достижений Гилельса является другой вариационный цикл Бетховена — 32 вариации на собственную тему, тоже шедевр, но не такой, не в пропорции 32 к 33, а существенно меньше. Мне видится в этом что-то символическое, когда я думаю о Рихтере и о Гилельсе. Скажем так: Рембрандт — и Рубенс. При том, что многие считают Рубенса не менее великим художником, в нем нет тайны.

Бетховен, Бах, Шуберт, Шуман, Брамс, Дебюсси... слишком много всего. Но об одном композиторе я все же не могу не сказать: Чайковский. Я никогда особенно не любил его Первый концерт и одно время даже избегал его слушать. Но однажды услышал по радио — и не узнал! Куда девалась помпезная бравурность первой части, легкомысленная веселость третьей? Теперь уже многие играют этот концерт с патетикой и драматизмом, столь присущими наиболее значительным произведениям Чайковского, но в пятидесятые годы это стало подлинным откровением. Не меньшим откровением явилось и Трио Чайковского, сыгранное Рихтером с Каганом и Гутман многие годы спустя, этот хоровод смерти, столь явственно прозвучавший у них в казалось бы не такой уж значительной второй части. Сколько раз слышал я это Трио у самых выдающихся музыкантов: Рубинштейн, Хейфец и Пятигорский; Оборин, Ойстрах и Кнушевицкий, — ничего даже отдаленно похожего! А ведь эта вещь была написана Чайковским не просто так — в память о его друге и наставнике выдающемся русском музыканте Николае Рубинштейне, это по-настоящему трагическое произведение.

Правда, в этом случае со времени написания музыки прошло не триста лет, а только сто...

Удивительно, но почему-то из всех выдающихся пианистов именно в адрес Рихтера допускались и допускаются самые резкие и самые безапелляционные нападки. Я понимаю, что не обязательно всем его любить так, как Г.Нейгауз (и я). Но как можно приписывать Рихтеру бессодержательность в исполнении Баха, непонимание Шопена, какие-то технические несовершенства!? Безусловно, можно любить того или иного пианиста больше, чем Рихтера, — и не только Гилельса или Софроницкого, но и Гринберг, и Юдину (не говоря уже о таких всемирно признанных мастерах, как Горовиц, Артур Рубинштейн, Гизекинг, Кемпф, Аррау, Гульд, Микеланджели...), но как же можно до такой степени не понимать грандиозность именуемого словом «Рихтер» явления? Обычно такое происходит, либо когда речь идет о необыкновенном таланте, либо если перед нами посредственность. Так как в нашем случае второе исключено, остается лишь признать необыкновенный, экстраординарный талант.

Мои записки, однако, озаглавлены тремя именами и закончу их я нарочито упрощенным рассуждением. Да, все трое гениальные музыканты, но если Гилельс превосходит Софроницкого в масштабности, то настолько же уступает ему в поэтичности, и поэтому они примерно равны. (Хотя я лично люблю Гилельса все же больше.) Рихтер же, по меньшей мере, не уступает ни одному, ни другому ни в чем, он более великий гений, чем Софроницкий, и более возвышенный, нежели Гилельс. Сколь важно все это? Ведь речь идет о понятиях, которые все равно нельзя доказать, и если кто-то не согласен со мной, то так и останется при своем мнении. И сплошь и рядом будет внушать его другим. Вот это-то и оправдывает мое желание быть услышанным.

P.S. В небольшом городке на юге Франции нашел приют старый, одинокий, больной человек. Странствующий рыцарь, не думая ни о богатстве, ни о славе, многие годы нес он свет в различные уголки земного шара, предпочитая прославленным аренам библиотеки, храмы, музеи. Продолжатся ли еще его странствия?.. Давно уже прервались жизненные пути всех, кого я упоминал — и не упоминал! — в своих записках (кроме трех наших относительно молодых соотечественников). Последний из могикан и — Первый из могикан! Говорю вам, человечество все еще в долгу перед этим великим — возможно потому, что не поверило до конца, что такое возможно. Думайте же о Нем и, кому это доступно, — молитесь.

февр.1997

ТОТ САМЫЙ РИХТЕР