Мне не жаль

Этот вечер с ее матерью, этот момент, этот самый момент – результат всего, что с ней когда-либо происходило: каждого мгновения и каждого неправильного решения. Без плохого секса, записей и сломанного носа Юлия все равно была бы той, кем была раньше. Той, кем она совсем не хотела быть. Кроликом Леонарда, тенью Марлене, попутчиком.

Может, Линда права. Когда тебе есть с кем поговорить, тебе больше не нужно так много записывать. И Юлии есть с кем поговорить.

Линда приходит домой. Лучик света падает из гостиной на террасу, где ее родители сидят и вместе выпивают по бокалу красного вина. Дверь в сад открыта, но свет свечи дает Линде знать, что она их только побеспокоит.

В течение одной, может быть, даже двух минут она стоит у наклонного кухонного окна и смотрит на пламя, его огонек нервно мерцает, отражается в столешнице, в легком вечернем бризе. И в любовно склоненных головах родителей.

Линда хотела бы им все рассказать. О том, что произошло с Момо. И о ночи с Эдгаром. Возможно, они бы даже обрадовались этому. А потом Линда расстраивалась бы и обвиняла их в том, что они не дали Момо шанса, и тогда они говорили бы много правильных вещей. А она кивала бы. Они бы соглашались друг с другом и перечисляли ситуации, в которых они были очень милы с Момо. А потом они спросят, почему Линда спала с Эдгаром, когда она так сильно переживает за Момо. Уверена ли она, что между ней и Эдгаром действительно все закончилось? То есть что это происходит не без причины. Линде даже не нужно разговаривать с родителями. Она знает, что услышит и как ответит. И, кроме того, у них был бы взгляд, который сводит Линду с ума. Взгляд «а мы в твое время». Иногда Линде кажется, что ее родители сразу родились родителями. Без надоедливого обходного пути детства и юности.

Линда задается вопросом, разочаровались бы они в ней, если бы узнали правду. Сложно сказать. Иногда они хиппи – совершенно свободная любовь и они против ярлыков, но вдруг они снова становятся абсолютно разумными. По-видимому, они втайне надеялись, что Линда и Эдгар, которого они, даже если никогда не признаются, всегда любили немного больше, чем Момо, будут вместе. Линда слышала это только один раз. Тогда ее мать тихо сказала отцу:

– Ну, Момо немного странная.

Отец промолчал. В любом случае Линда ничего не услышала. Но он, вероятно, кивнул. Определенно. Ее родители почти всегда соглашаются друг с другом.

Нет, Линда им об этом не расскажет. Может, ей стоит просто поговорить об этом с Эдгаром. Только, к сожалению, он часть проблемы и определенно скажет то же самое, что и вчера. Подумай о нашем уговоре. Но Линда не может поговорить с Момо на эту тему. Может, ей просто стоит посмотреть фильм. Или заняться спортом. Но для этого уже поздно. Спортзал закрывается через двенадцать минут.

Она могла бы спросить своих родителей, есть ли у них что покурить. Но облегчило ли это проблему? Или родители бы лучше ее поняли. Дорогая, это все переживания. Или: О, малышка, это всего лишь часть взросления. Линда не в настроении советоваться с кем-то. Особенно с родителями.

Лучше всего просто пойти в комнату, лечь на кровать и послушать музыку. Она может включить что-нибудь на Netflix, какой-нибудь сериал, который она не смотрит; она в принципе их не смотрит. Потому что она слишком много думает или зависает в Instagram. Или позвонить Эдгару, тогда она может хотя бы поговорить о ситуации с Момо. Но пока она думает об этом, она уже слышит голос Эдгара в своей голове: Я сразу сказал тебе, что Момо не из тех, кто выйдет из шкафа. По крайней мере, сейчас. Может быть, когда-нибудь. И это правда. Это именно то, что он сказал тогда. И Линда тоже это знала. Потому что Момо из тех, кто сделает все, чтобы угодить своему отцу – даже если понадобится, она станет гетеро.

Линда прислонилась к стене, не в силах пошевелиться, как будто она запуталась в собственных мыслях. Мысли о Момо, об Эдгаре, о ночи с ним и о дне, проведенном с Юлией. О том моменте, когда она вдруг осознала рядом с аквариумом, что все кончено. Что ее прошлое больше не принадлежит ей. По крайней мере, не так, как раньше. Как будто оно было змеиной кожей, которую Линда наконец сбросила спустя годы. Она вспоминает выражение лица Юлии, когда она стояла перед машиной. Момент, который показал ей, что она понятия не имеет, кто такая Юлия Нольде на самом деле. Может быть, даже та, кто ей понравился бы при других обстоятельствах. Или, что еще хуже, тот, кто ей нравится, а не хотелось бы.