Мне нельзя тебя хотеть

На все ушло около десяти минут. Остальные сгребла и сунула обратно, достаточно будет пяти, чтобы прекратить этот мерзкий фарс.

Оставила тест полоски на полочке раковины и убрав упаковки в урну все-таки набралась храбрости и вышла из ванной.

Дома стояла гробовая тишина. Было темно и пусто. Марк ушел. Я не видела, как он уходил и даже не смотрела в прихожую, чтобы понять там ли его кроссовки, мне достаточно было окинуть гостиную, чтобы понять — я одна.

Оно и лучше.

Медленно побрела в свою спальню, точнее спальню брата, который позволил мне ее занять. Пустота комнаты постепенно стирала внутреннюю дрожь и напитывала покоем. Умиротворяла. Хотя внутри по-прежнему творился ад, я медленно прошла к шкафу и стянула с себя шмотки. Как шелуху луковицы слой за слоем сняла одежду, а потом обнаженная встала напротив зеркальной дверцы шкафа и застыла.

Уродина.

Слишком худая, слишком никчемная, слишком уродливая. Не удивительно, что эти две недели не изменили ничего. Марк никогда не влюбится в такую как я. Трахнуть — пожалуйста. Но влюбляться…

Всхлипнула и ударила по зеркалу ладонью, но отражение не исчезло. А так хотелось провалиться сквозь землю, и чтобы эти признания никогда не прозвучали. Не хотелось, чтобы он знал, что я давно и сильно его люблю.

Это так унизительно.

Боль разрывала сердце, а вместо души уже давно зияет черная дыра, и нет никакой надежды что сейчас я смогу уснуть, но попытаться стоит.

Достала из шкафа старую растянутую футболку и шорты, медленно апатично надела и взяв с тумбочки пачку салфеток начала методично стирать с лица косметику. До красноты терла губы, хотя помады на них и не было сегодня. Но были его прикосновения, которые все еще прожигали кожу будто кислота. Сотру и станет легче.

В итоге легла спать еще более заплаканной чем до этого. Голова коснулась подушки и вопреки опасениям меня сразу выключило. Просто мгновенно сознание провалилось во тьму и меня не стало.

Проснулась, услышав женский смех. Сначала думала, что у соседей, но в гостиной горел свет и к голосам брата и Марка примешивался еще один. Голос девушки. Он был смутно знакомым, но я не могла вспомнить, где его слышала.

Села, потирая сонные глаза. В комнате темно и я будто в пещере и духота обволакивает, хочется открыть окно и надышаться, поэтому встала с постели, но новый взрыв женского смеха заставил застыть. В горло ударил пульс и необъяснимой ревностью прожег вены. Не успела все обдумать, подлетела к двери и схватилась за ручку, но в последний момент помедлила.

А может, это девушка брата? А я помешаю им, и Пашка сделает мне выговор утром… Но к чему тогда там голос Марка?

Поджала губы, не зная, как поступить. Любопытство съедало и хотелось поскорее выйти из комнаты чтобы посмотреть, кто же там в гостиной, но не решалась. Тем временем голоса стихли и перешли в едва различимый шепот. Он смешался, и я чуть придвинулась к двери, чтобы расслышать, а потом, не выдержав разрывающих внутренности эмоций ревности и любопытства, открыла дверь и все внутри оборвалось.

Она сидела на его коленях и обнимала его за шею.

Марк улыбался, шептал что-то, глядя в ее лицо и его широкие ладони лежали на ее бедрах. Обнаженных бедрах, потому что кроме темной футболки Марка на девушке не было ничего. Меня затошнило.

Он потянулся и поцеловал ее, и я всхлипнула, а потом меня прошибло взглядом Пашки. Я даже не сразу заметила, что тоже там стоял. В аккурат за спиной этой девушки, что они собрались делать!?

Развернулась и чувствуя, как все тело, лицо и даже кожа головы пылает от стыда и ненависти рванула в комнату и хлопнула дверью, мгновенно сгибаясь и хватая ртом воздух. Трясло. Дыхание рвалось из груди, но из-за кома в горле становилось невыносимо, и я осела на пол и ткнулась лицом в одеяло на кровати, и только потом позволила себе безмолвно закричать.

Так бывает, когда нет сил на крик и ты просто дрожишь и тяжело дышишь, а истерика рвет на части.

Он бы трахнул ее, если бы я не помешала.

Стук в дверь прозвучал как выстрел в упор, и я заорала чтобы убирался. Они все убирались.

— Даш, детка, открой…

Пошел к черту…

Всхлипнула, до побелевших костяшек сжимая одеяло и сжалась от боли в мышцах и всем теле.

— Дай, я сам, — голос брата прозвучал за дверью спокойно, но настойчиво. А ведь он даже не догадывается, почему меня так кроет. Думает испугалась… Стало противно за себя, что врала ему и обманывала как последнего человека. А ведь он самый близкий. Единственный, кто никогда меня не предавал и не делал больно. — Даш, пожалуйста, давай поговорим.

Всегда был рядом, поддерживал, оберегал, защищал.

А я ему соврала.

— Мелкая, ты же знаешь я могу легко справиться с дверью, давай без этого, ладно? Просто впусти меня и поговорим…

Выпрямилась, ни капли не сомневаясь, что брат и правда может снести эту чертову перегородку и торопливо стерла со щек слезы, и провела по волосам, прочесывая их пальцами.

Встала, хотя ноги не держали и прошла к двери, приоткрывая ту.