Мне сказали прийти одной

Я подумала, что мусульманским лидерам было бы просто использовать их эмоциональную привязанность для своей собственной политической выгоды. Они могли найти оправдание для любого действия во имя Али или Хусейна. Также я поняла, что на потомков семьи Пророка ложится тяжелая обязанность – сделать так, чтобы этого не случилось.

В дальнейших попытках понять корни конфликта суннитов и шиитов мне очень хотелось поговорить с Акилой аль-Хашими, известным шиитским политическим деятелем, одной из трех женщин во временном правительстве Ирака. При Саддаме Хусейне она от имени иракского правительства занималась программой Организации Объединенных Наций по обмену нефти на продукты питания. Акила получила докторскую степень по французской литературе в Сорбонне и некоторое время работала переводчиком с французского у Тарика Азиза. До того как поехать в Ирак, я читала в новостях о том, что при Саддаме Хусейне шииты относились к ней как к гражданке второго сорта, и спрашивала себя, каким образом, если это правда, такая женщина, как аль-Хашими, могла добиться поста в правительстве. Ахмад Чалаби и другие утверждали, что нужно вычистить всех, кто принадлежал к партии Саддама, но если аль-Хашими добилась успеха при этой системе, то в его правлении было больше нюансов, чем нам говорили. Я хотела спросить аль-Хашими, как ей как шиитке жилось при Саддаме и что она думает о планах избавления от партии Баас.

– Пожалуйста, приходите, – сказала она, когда я дозвонилась до нее. – Здесь слишком многое пошло не так.

Голос Акилы был дружелюбным, а по ее английскому я могла сказать, что она очень хорошо образована.

– Я боюсь, что прольется много крови, и опасаюсь за единство моей страны, – добавила она.

Она пригласила меня на обед на следующий день. Когда утром я позвонила, чтобы подтвердить встречу, трубку снял мужчина. Он плакал, и его голос казался надломленным. Я услышала, как где-то на заднем фоне кричит женщина.

– Кто вы такая? – спросил он.

Я сказала ему, что я журналистка и что сегодня в полдень у меня назначена встреча с Акилой аль-Хашими.

Я услышала, как участилось его дыхание:

– Они застрелили ее.

Машина, полная вооруженных мужчин, приблизилась к машине аль-Хашими, и она была тяжело ранена. Я в шоке повесила трубку. Позже я узнала, что Акила была ранена в живот и в ногу. Несколько дней она пролежала в коме в американском военном госпитале. Ожидая ее выздоровления, я работала над другими статьями, в том числе над статьей для NPR о росте насилия в Багдаде. Мы хотели оценить мнения молодых иракцев, поэтому я взяла интервью у молодых людей, слушавших иракскую поп-музыку на углу у нашего отеля. Пока я болтала с ними, подошел мужчина с темно-русыми волосами и встал около нас. Он представился как Мустафа и назвал себя палестинцем.

Мы начали говорить о музыке, но разговор быстро переключился на политику. Мустафа был очень зол из-за того, что происходит в Ираке.

– Эта страна была так добра ко мне и к моей семье, – сказал он. – Это все части большого плана, чтобы расколоть Ближний Восток на кусочки и скормить их иранцам.

Мустафа сказал, что при Саддаме он занимался обеспечением правопорядка, но, поскольку все силовые службы были распущены, ему и многим другим делать было больше нечего, кроме как собираться вместе и изливать свою ненависть к Америке, Ирану и Британии.

– Мы сочувствовали людям, которые погибли 11 сентября, но теперь я думаю, что все это был заговор американцев, чтобы найти оправдания вторжению в Ирак, – сказал он.

Он спросил меня, где я остановилась. Помня о нехватке служб правопорядка и своем опыте с вождем племени в Мосуле, я больше никому не говорила, где живу. Я извинилась перед Мустафой, сказав, что родители запретили мне делиться такой информацией с незнакомцами.

– Хорошо, хорошо, просто скажите мне – вы живете в этом отеле? – он показал на соседний отель, где жили команды NBC.

Я сказала, что нет.

Сев в машину, я попросила Абу Али поездить по окрестностям на случай, если за нами кто-то следит.

На следующее утро я проснулась от грандиозного взрыва. Моя комната была на первом этаже, а кровать стояла недалеко от окна. От удара окно распахнулось, и я упала с кровати. Было ли это инстинктивной реакцией или следствием ударной волны, я не знаю.

Я лежала на полу, спрашивая себя, не собирается ли кто-нибудь ворваться в комнату и утащить меня. Иногда в Ираке людей похищали именно так: нападающие взрывали бомбу, чтобы открыть все двери и проникнуть внутрь. Я могла слышать биение сердца и свое тяжелое дыхание. Вся дрожа, я поднялась, натянула одежду, схватила спутниковый телефон и ноутбук. Я выкрикнула имя Гая и в ответ услышала, как он зовет меня. В коридоре мы увидели служащих отеля с перекошенными, бледными лицами.

– Вы в порядке?! – завопила я. – Все в порядке?!