Мнемосина (СИ)

Нечто знакомое проскользнуло в словах и ощущениях. Я попытался уцепиться за обрывок мысли, чтобы подтянуть ее к себе поближе и рассмотреть, но не успел. Старик заговорил вновь, мысль вырвалась и ускользнула.

— А теперь еще раз.

— Рассчитываюсь за выбранный товар назначенной ценой доброй волей и без принуждения, — повторил я.

Память поднялась волной и подступила к горлу. Я сообразил, где слышал подобное. Ну, конечно же, возле стены, когда Звездочадский разговаривал со стражами! Я еще подумал тогда, будто являюсь свидетелем некоего ритуала. Похоже, так оно и было.

Между тем старику все было мало:

— Подтвердите, что готовы отдать за выбранный товар назначенную цену доброй волей и без принуждения.

— Отдаю назначенную цену доброй волей и без принуждения, — уверенно сказал я.

Лампа под потолком внезапно замерцала, затем вспыхнула нестерпимо ярко, искрами выкрошилась на дощатый пол и погасла. Запахло паленой проводкой.

— Ох ты ж! Сгорела! — донеслось из полумрака.

— Вам помочь?

— Ну, коли это не составит труда. Где-то у меня были лампочки. Погодите, схожу поищу.

И старик ушаркал на второй этаж. Какое-то время оттуда доносился шум стукающихся об пол предметов и приглушенная брань. Затем гном явился вновь. В его руке, нещадно чадя, горела керосинка. Он вытащил из кармана жилета лампочку, протянул мне.

— Кабы я был также высок, как в былые годы, то легко управился бы сам, но старость нуждается в силе юности, равно как юность не может обойтись без мудрого совета стариков.

Под его бормотание я потянулся к лампе, висящей под потолком. Та оказалась под стать хозяину — такая же скособоченная и дряхлая, готовая развалиться под моими руками. Гореть она не желала никак. Чай в штабе с нашими связистами позволил мне обзавестись некоторыми полезными навыками. Я спросил у старика инструменты, снял лампу с потолка и в свете керосинки принялся ее разбирать. Не скажу, что это было легко, да и электриком я был аховым, но спустя довольно продолжительное время мне удалось понять, где поломка, и устранить ее. Теперь источаемый лампой свет струился ровнее и ярче.

Старик несказанно обрадовался:

— Сам Бог привел вас в мой магазин, вьюноша. Я-то полагал, будто старость сыграла скверную шутку с моими глазами, но теперь-то вижу отлично вплоть до самых дальних полок, — тут он повернулся и погрозил пальцем шахматному офицеру, объявившему шах королю. — Эй, ты, а ну, опусти копье!

Затем, как ни в чем не бывало, старик опять обратился ко мне:

— Уж и не знаю, чем благодарить вас.

— Вы так и не назвали плату за шкатулку, — напомнил я.

Гном отмахнулся:

— Вы рассчитались сполна. Вот что. Мне все одно пора закрываться, пойдемте-ка я покажу вам нечто по-настоящему прекрасное. Я забрал кое-что ваше, будет честно, если я предложу кое-что взамен.

Я уже примирился с тем, что понимаю лишь половину сказанного этим чудаковатым человечком. Пожав плечами, я двинулся за ним. Старик повел меня вверх по широким, похожим на террасы ступеням. Лестница петляла то влево, то вправо, по обеим ее сторонам, точно стены обрыва, высились дома, из земли выглядывали замшелые камни, тоже бывшие частями домов. По сути, мы шли по той же улице, только ведшей не вперед, а ввысь.

Мало-помалу подъем перешел в плоскость. Дома не исчезли никуда, стояли по-прежнему тесно, стена к стене. Иные хранили остатки примыкавших к ним прежде строений, торчащие то сбоку, то сверху, то внезапно без предупреждения обрывавшиеся крошащейся каменной кладкой. К иным были пристроены ворота без створок, обнажавшие нутро человеческого жилья с сохнущим на веревках бельем, гнилыми телегами на проржавевших колесах, грудами отслужившей свое ломаной мебелью. Гном тянул меня дальше, сквозь нескончаемые кривые переулки и подслеповатые проходные дворы, сквозь чьи-то крохотные садики, мимо недодомов и недозаборов. Я с любопытством озирался — эта часть Обливиона была мне незнакома.

Мы втискивались в узкие проломы, миновали арки, согнувшись в три погибели, поднимались и спускались по шатким крошащимся ступеням. Вскоре я принялся опасаться, что не найду дорогу назад. Тогда-то мы вышли на площадь. Она оказалась совсем невелика — в полторы сотни шагов, и вся заполнена людьми.

Ухватив меня за руку, неуемный старик принялся протискиваться сквозь толпу, и столь удачно у него это получилось, что вскоре без малейших усилий с моей стороны мы очутились в первых рядах.

— Успели, — прошептал гном. — Помедлили бы еще, и народу набилось бы столько, — мышь не прошмыгнет! Теперь можно дух перевести.

Центром притяжения толпы оказалась невысокая женщина хрупкого сложения. На вид ей можно было дать лет тридцать или тридцать пять, но из-за своей хрупкости она казалась значительно моложе. У нее были темные миндалевидные глаза, плавный овал лица и маленький острый подбородок. Низкий узел ее волос растрепался, выпуская каштановые с рыжинкой пряди. Одета женщина была в простенькое синевато-серое платье и столь же неброскую накидку-пелерину. У ее ног стоял грубо сколоченный деревянный ящик.