Мнемосина (СИ)

— Вы о чем?

— Кинжал этого слуги. Своими размерами он не уступит иному мечу.

— Будь покойны, кинжал настоящий! На моей родине крайне серьезно относятся к оружию, никто не возьмется ковать его потехи ради.

Мы миновали этого весьма колоритного привратника и проникли в царство электрического света и сверкания хрусталя. Первозданной белизной сияли украшенные лепниной потолки, едва заметно колыхались тяжелые портьеры, огромные зеркала отражали роскошь и блеск.

Я с радостью отыскивал знакомые лица. Вот вдохновители вечера Арик и Гар, фонтанирующие безудержным весельем, разные, но схожие, дополняющие один другого в каждом порыве. Вот Лизандр — расфранченный, на высоких каблуках, порядком подшофе, с непременным шампанским в руке, вот подле него тенью стоит сестра: руки с ниспадающими рукавами опущены вдоль тела, высокий ворот застегнут наглухо, волосы без изысков стянуты в тугой узел. Уже приехал шут и пересмешник Горностаев, издалека, невидимый, изрекал непреложные истины флегматик Разумовский.

Из новых лиц были девушка лет семнадцати, плотная сложением, с крупными чертами лица, но при этом вполне миловидная, и молодой человек с аккуратной рыжей бородкой и нежной, как лепестки цветка, кожей. Девушку звали Марика, молодого человека — Антон, они были помолвлены. Марика доводилась дальней родственницей и ближайшей наперсницей Сибель.

Пока нас представляли друг другу, Гар молотил по спине Ночную Тень в бурном приветствии:

— Никак тебя не застать! Где ты прячешься, какими тропами бродишь, что за песни поешь вдали от нас? Или нашел себе новую пассию?

Звездочадский пожал плечами, аккуратно высвобождаясь из медвежьих объятий:

— Чего же ты ждал? Меня больше года не было дома, столько дел нужно обустроить. За время военной кампании я скопил некоторый капитал, теперь рассчитываюсь с долгами и попутно влезаю в новые.

— Твой друг примерно то и сказал. Хорошо хоть ты выкроил время прийти на наш вечер, не то опять канешь за стену, и поминай, как звали.

— Скажи лучше, Ангелика уже приехала? — осведомился Габриэль с нарочитой небрежностью, которая никого не обманула.

Гар махнул рукой:

— Когда она являлась вовремя? Наша красавица, точно осеннее солнышко, день ото дня все больше запаздывает.

Прислушивавшийся к разговору Горностаев покачал головой, как доктор при виде неоспоримых признаков смертельной болезни:

— Ба, Габриэль, ужели и вы попали под действие ее чар? Белые плечи, нечаянные касания, взгляд из-под ресниц, проникновенный голос — все это гипнотизирует. Минута — и вы не сводите с нее глаз, другая — и вы прочно увязли в ее тенетах. Как я собираю курьезы, так Ангелица коллекционирует поклонников. Будьте покойны, она появится непременно, без внимания она чахнет, и шаромыжника[1] своего приведет, какая же прекрасная дама без пажа!

Звездочадский, сощурясь, холодно глянул на Дмитрия Константиновича:

— Вы до сих пор злитесь, что она разорвала вашу помолвку.

— Увольте, я этому рад. Наши семьи сговорились о браке, когда мы оба были несмышленышами. Брак в колыбели, вот забава! Мы абсолютно не подходим друг другу, так что в амурных делах я вам не противник. Но даже за вычетом моей персоны вам предстоит сразиться с целой армией воздыхателей.

— Полагаете, я страшусь армий? — с вызовом спросил Габриэль.

Январа, все это время стоявшая рядом со мной и тоже вынужденная выслушивать остроты Горностаева, взяла меня под руку:

— Дмитрий, позвольте мы вас оставим? Представлю Микаэля хозяевам.

— Спасибо, — прошептал я сестре Звездочадского, едва мы отдалились на приличное расстояние. Остроты этого желчного субъекта не вызывали у меня приязни.

Аркадия Граньевича, отца Лизандра и Сибель, мы застигли сладко дремлющим в кресле в своем кабинете. Ноги его укутывал шерстяной плед, очки в толстой роговой оправе грозили сорваться с кончика носа. Когда мы вошли, из рук хозяина имения выскользнул томик поэтических сочинений, стукнулся об пол, отчего Аркадий Граньевич встрепенулся:

— А я как раз устроился почитать в ожидании гостей и вот те на — прикорнул.

Аполлонов-старший выглядел состаренной копией сына: пухлый, с маленькими, не знавшими труда ладонями, с тонкими серебряными волосами и аккуратной седой бородкой. Его богатый, но старомодный фрак коньячного оттенка украшала бутоньерка из подвядших фиалок.

Я наклонился и подал хозяину упавшую книгу.

— Благодарю вас! Замечательные сочинения, они нравились мне в юности, нравятся и теперь. Правда, пока я был молод меня больше прельщала красота эпитетов и аллюзий, ныне же опыт прожитых лет позволяет оценить их смысл.

Хозяйка дома была тут же. Пока Аркадий Граньевич дремал, она сидела за вышивкой, но едва супруг пробудился, Марья Теодоровна отложила пяльцы и стала подле него. Госпожа Аполлонова была моложе мужа на целую жизнь. С тонким станом, с девичьи-звонким голосом и пышными волосами она казалась подружкою собственным детям. Лицо ее не позволяли назвать красивым длинный нос и худоба, зато щеки, хотя и впалые, цвели здоровым румянцем человека, много времени проводящего на воздухе.