Мнимые величины

- Она не к спеху, но будет лучше, если вы поторопитесь, потому что есть и другая. Работы вообще много, и оплачивается она хорошо. Там (он неясно кивнул головой куда-то в сторону), там денег много и жильничать не любят. Вот!

Он достал из портфеля толстую рукопись и положил перед собой.

"Надо отказаться, вот сейчас же надо отказаться!" - торопливо подумала Евлалия Григорьевна, но голос Семенова был тверд, и толстая рукопись смотрела уверенно. И голос и рукопись подавляли ее, и она слегка заметалась, но промолчала.

- В одном экземпляре и - вот как здесь! - сказал Семенов и положил ладонь на рукопись.

Он только положил, но Евлалии Григорьевне показалось, что он придавил эту горку бумаги, а вместе с тем придавил и ее саму: ее мысли и ее волю.

- Я у них аванс взял! - спокойно продолжал Семенов. - Может быть, понадобится вам? Двести рублей. А когда перепечатаете, тогда и полный расчет. Они по два рубля с листа платят.

Он достал из бумажника деньги, положил их на рукопись и присунул все это к Евлалии Григорьевне. А та, даже не пытаясь сопротивляться, опустила глаза: ей не хотелось только одного, чтобы Семенов подумал, будто она смотрит на деньги.

- За месяц справитесь? - деловито спросил Семенов.

-Я...

- Я через месяц пришлю к вам за нею! - отстраняя своим безапелляционным тоном всякие возражения, закончил Семенов. - За бумагу и за копирку представите особый счет. Так справитесь за месяц?

- Я... Я, вероятно, успею недели через три, но... - через силу выдавила из себя Евлалия Григорьевна. - Но я не знаю...

- Не обещай! - мягко и чуть ли даже не нежно остановил ее Григорий Михайлович. - Если бы ты целые дни была свободна, тогда, конечно, и через три недели ты смогла бы... Но ведь ты целые дни на службе сидишь... На работе то есть! - быстро поправился он. - Поэтому ты сможешь перепечатывать только по вечерам, и...

- Ах, да! - сообразил Семенов. - Это, конечно, так: заняты вы. Вот если бы... Впрочем, ладно: подумаю. Я ведь про что говорю? - обратился он к Евлалии Григорьевне. - Ведь чем скорее вы кончите, тем для вас же будет лучше, потому что работы там много, и вы здорово подработать сможете. Но если вам целые дни в вашем местпроме торчать, тогда, конечно... Впрочем, подумаю!

Григорий Михайлович сел наконец на стул и пригладил ладонями скатерть перед собой. Жест (ему казалось) был очень независимый. Семенов слегка повернулся к нему и быстро, бегло, мельком, но в то же время очень пристально взглянул на него и тотчас же сдвинул брови, что-то припоминая или что-то соображая. Потом глянул еще раз и, вероятно, что-то припомнил, потому что усмехнулся особенно, понимающе, словно говорил себе "Ага! Вот оно что!"

- Работаете где-нибудь? - не совсем приветливо спросил он.

- Я? Нет! - немного неуверенно ответил Григорий Михайлович, спокойно не замечая этой неприветливости. - Я сейчас не работаю, потому что...

Он немного замялся, подыскивая причину.

- Надо ведь, знаете, чтобы кто-нибудь в доме оставался! - пояснил он. Хозяйство, хоть и небольшое оно у нас, но все-таки... Ну и ребенка не на кого оставить.

- Ладно! Вам виднее! - совершенно безразлично отвернулся от него Семенов. - А это, - спросил он Евлалию Григорьевну, показывая головой на портрет Сталина, - а это у вас что же? Новость?

- Нет, почему же новость? - не давая дочери ответить, весь заколыхался Григорий Михайлович. - Он постоянно здесь висит у нас, но... но...

И, не найдя подходящего "но", повернулся к дочери:

- Ты, может быть, угостила бы нас чаем! Евлалия Григорьевна рванулась было, но Семенов остановил ее, и опять же по-своему: твердо и непререкаемо.

- Нет, не надо чаю! - сказал он. - Я сейчас пойду.

- Ну, что так! Посидите! - приветливо запротестовал Григорий Михайлович, поглядывая на дочь и досадуя на то, что та все время молчит. "Не умеет она! Совсем не умеет!" Готов он был даже подтолкнуть ее.

- Времени нет! - хмуро ответил Семенов, посмотрел на часы и тотчас же поднялся со стула.

Григорий Михайлович, проводив его в переднюю, вернулся очень быстрыми шагами.

- Но это же прекрасно! Это же прекрасно! - восхищенным тоном сказал он, опять перейдя на свой "дворянский" баритон. - Тут, стало быть, рублей на восемьсот выходит! - совсем радостно показал он на рукопись. - И ты, конечно, постарайся перепечатать это недели в две, потому что он и еще работу даст. Это чудесно! Это прямо-таки чудесно! А? Разве не чудесно?

Евлалия Григорьевна почти не слышала его. Она сидела, уронив руки на колени, и все старалась понять: как это вышло, что она не сказала ни одного слова отказа, а согласилась взять работу? Ведь она же не хотела брать ее. Почему же так вышло?

Глава VI

Ефрем Игнатьевич Любкин был назначен начальником Областного управления НКВД недавно: месяца два тому назад. В управлении говорили, что он получил какие-то особые и чрезвычайные полномочия от самого Ежова, что у него есть в Политбюро "сильная рука", что его назначили в управление со специальной целью "подтянуть" и что он после того получит новое, очень высокое и ответственное, назначение "по иностранной линии".