Мнимые величины

- Он кокаин нюхает! - авторитетно добавил своим хриплым голосом Смыкин, выворачивая свое бельмо. - Я это всегда по глазам узнаю: наши блатари многие нюхают, так я насмотрелся... Видел! И личность у него вся серая. Бежит, с-сука! - с омерзением плюнул он. - Бежит, да... не убежит!

Дождь не переставал и скучно бил по стеклу. Струек воды не было видно через слой мела, но они легко угадывались и даже чувствовались: как торопливо сбегают по стеклу, извиваясь и сливаясь, как они дрожат в своем поспешном беге и как проворно льются на край рамы. А в саду, наверное, хлещутся лужи, и желтые листья лежат грязной, мокрой кучей.

Все прислушивались к звукам дождя, таким простым, обычным и милым, и всем хотелось мирного, спокойного, уютного. Грустное и далекое невидимо веяло на всех.

- В такую погоду хорошо в преферанс играть! - мечтательно заметил Зворыкин.

- М-да, в преферанс... - в тон ему отозвался Осипов. - И водку в теплой компании в такую погоду хорошо пить!

- Я помню, - тоже мечтательно поднял глаза Кораб-лев, - помню, как я один раз (я еще тогда студентом был!) был на балу в институте благородных девиц. Институт здесь ведь помещался... Не в этом флигеле, конечно, а там, в большом доме. Ну, конечно, на балу-то я был в мундире (напрокат его у портного брал), шпагу даже прицепил для полной иллюзии и... и в белых перчатках. Чин чином! А институтки, помню, все такие скромные, немного робкие и прехорошенькие! улыбнулся он. - Давно это было, лет сорок тому назад, если не больше...

- В девятнадцатом веке? - рассмеялся Зворыкин.

- Вот именно: в девятнадцатом. Я ведь университет в девяносто восьмом окончил, а на этот бал я еще студентом ходил. И, помню, ужасно много апельсинов я тогда поел... До неприличия много!

- Дешевые были, что ли? - хрипло заинтересовался Смыкин.

- Да я не знаю... Даром. Угощение!

- Да-аром? Чего ж это они даром апельсинами кормили?

- А что в этом флигеле было? - лежа с закрытыми глазами, вяло спросил Зворыкин. - Службы, что ли?

- Здесь-то? Здесь, вероятно, прислуга жила и какой-нибудь младший смотритель или помощник эконома... Тепло, поди, здесь тогда жили, тихо, укладисто... Ну, теперь, конечно, все комнаты переделали и для чекистских нужд приспособили, а вот в этой самой комнате, где мы сейчас, тут, наверное, какая-нибудь старшая горничная жила: пожилая, солидная, строгая. И была у нее, наверное, брошка, а на брошке - портрет покойного мужа... Семи-эмаль!

- Почему - покойного? - повернулся Осипов.

- А это я так... Фантазирую! И, наверное, она по воскресеньям превкусные пироги пекла и кофеем угощала. Понюхайте-ка, Михаил Палыч, может быть, от стенок еще пахнет пирогом, а?

- Пахнет! - иронически усмехнулся Зворыкин. - Одор дэ сталинизм!..

- Если эти стены, - грустно открывал свои мысли Ко-раблев, - еще помнят старую жизнь, то что они думают, глядя на нас, на Никитина и... и на то, что здесь? "Какие вы глупые люди! - думают они. - Какие вы глупые, глупые люди! Бог дал вам жизнь, а вы превратили ее в муку. Зачем? Неужели вам легче жить, мучась?" А может быть, - переменил он тон, - может быть, в этой комнате жил помощник эконома, который крал институтские дрова и пытался кормить институток гречневой крупой с мышиным пометом... Все может быть! Все может быть!

После обеда пробовали опять заснуть, но сон не приходил. Лежали, курили и перебрасывались словами. Было скучно, но скука была какая-то приятная, домашняя и очень мирная. Дождь тихо постукивал в окно, и эти осенние звуки создавали на душе уютность: грустную и ласковую. Хотелось даже, чтобы всегда было вот так скучно.

- Дела, дела! - вздохнул на свои мысли Кораблев. - Вот такие-то дела!

- М-да... Делы! - спаясничал словечком Зворыкин. - Делы, как сажа белы!

- Вы вчера говорили, Осип Осипыч, - повернулся к Осипову Кораблев, - будто ваша вера заключается в том, что партия знает, что делает. Конечно, на таком граните можно стоять незыблемо, но не кажется ли вам, что никакой партии, коммунистической партии, уже нет?

- А что же есть? - презрительно фыркнул Осипов.

- Я бы сказал, что есть орден, вроде иезуитов или тамплиеров, но и это будет неправильно. Правильнее сказать - есть стая.

- Какая стая? - ощетинился Осипов.

- Стая... Стая волков, стая ворон... Орден, это сообщество по духу, а стая - сообщество по породе. В стае волков могут быть только волки, не правда ли? Неволк в волчью стаю не пойдет, и его в волчью стаю не пустят. Так?

- Не понимаю!.. Это вы какую-то чепуху говорите!