Многая лета

Потом Фаину закрутил вихрь неотложных дел, потому что вверенный ей объект был сложный: контора вторсырья, домовая библиотека, в бывшем детском саду — он съехал лет десять назад — курсы парикмахеров, да несколько сот жильцов, к которым что ни день, то прибавляются беженцы. И всех надо обустроить, прописать, вести учёт, организовать дружину самообороны, наладить работу обогревательного пункта, проследить за порядком в бомбоубежище, а ещё обеспечить бригаду самозащиты песком, водой, противопожарным инвентарём и обязательно выбить для дежурных ватники и валенки, иначе они не смогут выстоять смену на холодной крыше дома.

* * *

С вечера зарядила снежная морось, смешанная с холодным ветром, и Капитолина решила, что это хорошо, даже отлично, потому что серая завеса тумана скрывала город получше всякой маскировки, наподобие той, что натянули на шпиль Петропавловского собора. Если бы ей раньше сказали, что самая прекрасная погода та, при которой ни зги не видно, она бы удивилась, а сейчас сидит на крыше, смотрит в пасмурное небо и радуется осадкам в виде мокрого снега. Наверняка из-за нелётной погоды и у Тихоны передышка. А если нет? Вдруг он полетит в условиях плохой видимости?

Капитолина постаралась отбросить нарастающую тревогу и несколько раз повторила имя мужа, ощущая его на губах словно поцелуй. Да нет, с Тихоном ничего не должно случиться. Нельзя притягивать плохие мысли, надо думать о будущем, например о том, что после войны у них будет четверо детей — две девочки и два мальчика. Нет, лучше три девочки и один мальчик, с девочками спокойнее. Хотя для трёх девочек надо слишком много нарядов, кроме того, они вертушки и хохотушки. Всё-таки лучше поровну.

Странно, но оказалось, что война порождает не только ненависть, но и любовь, когда вдруг понимаешь, насколько драгоценна каждая секунда с родными людьми. Ведь всё может перемениться в один момент, и от осознания прошедшего счастья захочется закричать на весь белый свет: любите друг друга, щадите друг друга, уступайте друг другу — живите настоящим и цените его, как драгоценное миро, чудом пролитое с небес на землю.

Капитолина поправила капюшон дождевика и посмотрела на напарницу — технолога Ларису в точно таком же дождевике, похожую на сказочного гнома. Фабрика шила шинели и гимнастёрки круглосуточно, поэтому Лариса, опустив голову на колени, тихо дремала на скамеечке у слухового окна. От сырости скат крыши опасно скользил под ногами. Осторожными шагами Капитолина перебралась поближе к центру и присела на край ящика с песком. Несмотря на промозглый холод, дышалось легко и свободно. Откуда-то со стороны Коломны ветер доносил лёгкий запах гари. Сверху нагромождение крыш с первого взгляда казалось хаотичным: высокие, низкие, покатые, изломанные крыши с башенками и крыши-каре дворов-колодцев. Отсюда хорошо просматривался купол Исаакиевского собора. На днях верхолазы стали закрашивать его серой краской под стать ленинградскому небу. Плавной линией окантовывала мостовую речка Мойка. В ясную погоду через Зелёный мост на Невском проспекте видно знаменитый дом на набережной Мойки 12, откуда проводили в последний путь Александра Сергеевича Пушкина.

К середине ночи тучи разнесло и в чёрной полосе неба закачался бледно-лимонный диск луны.

«Сейчас начнётся», — с тоской подумала Капитолина. И точно — не прошло и получаса, как с Выборгской стороны послышался далёкий гул самолётов, который становился всё громче и громче, пока его не перекрыл резкий звук ревуна воздушной тревоги.

* * *

Чтобы пожарная каска не сползала с головы, Настя по-бабьи повязала вниз вязаный платок и удивилась, как это она раньше не догадалась заменить беретку на такой удобный головной убор, как русский платок. Мама давно говорила: возьми, Настя, платок, возьми платок. Зря не послушалась — мама всегда права. На ногах огромные валенки, на плечах толстая фуфайка с подвёрнутыми рукавами, в руках щипцы для тушения зажигалок. Чтобы зажигалка не успела учинить пожар, её надо быстро схватить и сунуть в ведро или в песок, иначе беда. При каждом налёте сотрудники Эрмитажа, даже те, кто имел право на отдых, поднимались по тревоге, готовые в любую секунду броситься на защиту вверенных им сокровищ.

Любое оружие со временем превращается в хлам, а то, что сберегалось здесь, принадлежит вечности.

Дальнобойная артиллерия обстреливала Ленинград днём и вечером, ночью бомбили. Немецкие войска стояли в шести километрах от Кировского завода и в четырнадцати километрах от Эрмитажа! Когда мама работала на Кировском, они с папой и Капой много раз проходили этот маршрут пешком в один конец и возвращались домой на трамвае, чуть утомлённые путешествием, но радостные и возбуждённые. По пути случалось столько интересного, и кроме того, папа обязательно покупал грушевое ситро с восхитительно шипучими пузырьками в стеклянном стакане.