Многая лета

Фаина вздрогнула и подняла голову, не сразу осознав, что заснула в клетушке штаба, головой прямо на раскрытой амбарной книге, испещрённой мелкими записями. Вчера до поздней ночи, а точнее до раннего утра, она расселяла людей из разбомблённого дома, а потом заполняла графу прописки. Шея затекла, ко лбу пристал листок промокашки, Фаина сняла его двумя пальцами.

— Мама! Ты меня слышишь?

Обмана слуха не было, потому что Капитолина действительно стояла рядом. В сером пальто, чёрном беретике и красном шарфике, который Фаина связала для неё прошлой осенью.

Вскочив, Фаина обняла её за плечи, с душевной болью ощутив какие они стали худенькие:

— Капелька, милая, откуда ты?

Капитолина поцеловала её в щёку:

— Забежала повидать тебя и переодеться. Вчера видела Настю — у них в Эрмитаже уйма работы: консервируют экспонаты. Таскают в подвал песок, чтобы зарывать фарфоровые статуэтки и сервизы. Представляешь, тонны песка — вёдрами! Но Настя молодец — бодрая, не унывает. Сказала, постарается завтра к тебе вырваться. — Она посерьёзнела. — От папы есть вести?

— Нет, — Фаина покачала головой, — как ушёл в июле, так ни строчки. А уже октябрь. Но он точно жив. Если бы он погиб, я бы знала. Почувствовала. Зато Володя пишет. Говорит, у них пока тихо, шутит как обычно. — Она замолчала и отвела взгляд от тревожных глаз Капитолины. — А как твой Тихон?

— Воюет, — Капитолина опустилась на стул и подпёрла голову кулаком, — я ужасно боюсь за него. Он такой бесшабашный. Помнишь, как он спускался с крыши по верёвке? Ты чуть примус не опрокинула, когда он впрыгнул в окно кухни. Тётя Акулина тогда отодрала его веником, а он нарочно орал во всё горло и хохотал…

Фаина улыбнулась:

— Он уже тогда старался привлечь твоё внимание.

— Кстати, — Капитолина обвела рукой тесное пространство, наскоро переделанное из бывшей дворницкой, — почему ты здесь, да ещё с домовыми книгами? Я тебя с трудом разыскала. Хоть бы записку нам оставила.

— Не догадалась насчёт записки. Очень замоталась в последнее время, буквально не присесть, — извиняющимся тоном сказала Фаина. — Дело в том, что наш дом теперь называется объект, а я начальник штаба объекта. Так сложилось, что больше некому. Кто больной, кто старый, кто эвакуировался, да и женщин с детьми много.

— Мама, ты всегда себя не жалела! Мы тобой гордимся. — Капитолина погладила её руку. Фаина смутилась:

— Не преувеличивай, все делают сколько могут. Вот Полина Беседина из шестой квартиры вторые сутки на крыше дежурит, а женщины из первой парадной всю ночь таскали на чердак воду — тушить зажигалки, а у них, между прочим, малыши за юбку цепляются.

— И нормы выдачи хлеба опять понизили, — со вздохом сообщила Капитолина. — Рабочим четыреста граммов, а остальным двести. У нас работницы на фабрике начали падать в голодные обмороки. Шьют-шьют, а потом то одна, то другая — хлоп под стол. Полежат немного, придут в себя и снова за работу. — Она вдруг оживилась. — А я к тебе с гостинцем! Вот, возьми, — Капитолина протянула свёрнутый из бумаги кулёк, откуда выглядывал уголок печенья. — Нам на фабрике выдавали, а я печенье не люблю, ты же знаешь!

Фаина почувствовала, что сейчас заплачет. Она вдруг вспомнила, как сама, полуголодная, отдавала последнее Капитолине, а теперь они поменялись местами. Хороших детей она вырастила.

Фаина подошла к буржуйке и сунула в топку несколько щепок — дрова приходилось беречь. От печенья она отказалась наотрез, но Капитолина тоже умела настоять на своём, и они разделили три печеньки поровну, по полторы штуки каждой.

Если есть по крошечке, то можно растянуть очень надолго. Запивали чуть тёплым кипятком из старого чайника и молчали. Фаина подумала, что и во время горя бывают минуты счастья, когда сидишь рядом со своим ребёнком и видишь, что она жива и здорова и можно положить руку на её руку и в знак любви тихонько сжать пальцы, потому что слова прозвучат напыщенно и смятенно, а молчание в минуту душевной близости — то золото, что блестит в памяти до самого смертного часа.

Их молчаливую беседу прервал стук в дверь, и длинноногая девчушка лет четырнадцати быстро затараторила:

— Фаина Михайловна, девочки спрашивают, где в бомбоубежище положить одеяла. Мы по квартирам насобирали. И ещё книжки для детей. Мы с ребятами свои принесли, нам уже не надо, мы ведь взрослые, правда, Фаина Михайловна?

— Правда, Наташенька, спасибо тебе.

— Все воюют, даже дети, — с обидой в голосе заметила Капитолина, — одна я бумажки перебираю и заявки пишу. Не могу я так, стыдно в глаза людям смотреть. Но вообще-то у меня сегодня дежурство, так что я побежала.

«Уйдёт она в армию, как пить дать уйдёт», — с гнетущей тревогой подумала Фаина, глядя, как Капитолина спешит через двор под арку, и крестила её в спину, пока та не скрылась за поворотом.