Многая лета

— Ну, всё же не совсем я, — оживился Илья и внезапно просиял как ребёнок. — Вы не представляете, как я люблю Эрмитаж. Особенно рыцарский зал. Ребёнком мне он даже снился, и я представлял себя рыцарем в сияющих доспехах на белом коне. Но нас водили всего пару раз. Зато когда стал студентом, то бегал в Эрмитаж едва ли не каждые выходные.

— Пойдёмте!

Настя повела его по лестнице мимо приколотого кнопками листа в чёрной рамке: «Младший лейтенант Аносов пал смертью героя». Рядом с траурным бюллетенем— объявление для эрмитажной команды МПВО и приказ свободным сотрудникам собраться у запасного выхода для разбора завалов и заготовки топлива.

Огромные окна, выходящие на Неву, светомаскировкой не закрывали, и свет зажигать строго воспрещалось, поэтому тусклый зимний полдень бледно отсвечивал сквозь стёкла намёком на солнечную погоду. Остановившимся взглядом Илья смотрел на мешки, ящики и кульки, в которые укутывали сокровища, на пустые рамы на стенах. В зале Лебедя на мозаичном полу лежали алебарды и пики, и снова рамы, рамы, рамы — словно ослепшие глаза, разучившиеся плакать.

В промороженном помещении шаги гулко разлетались по наборным паркетам, эхом отражаясь в высоких витринах. Сразу за Двадцатиколонным залом одиноким стражем стояла огромная Колыванская ваза из зелёной яшмы.

— Её вес девятнадцать тонн, — сказала Настя, — естественно, что нашими силами такой груз не сдвинуть.

— Понимаю, — кивнул Илья, — этакую махину не спрячешь. — Он обвёл рукой пространство музея: — Представляю, сколько вам пришлось работать, чтобы укрыть ценности!

— И не говорите! — горячо подхватила Настя. — Мне казалось, что я никогда не смогу выпрямить спину и навек останусь горбатой, как верблюд.

Неосознанным движением она дотронулась до носа, проверяя, не идёт ли кровь. Слишком ярко встали в памяти беспокойные дни отправки эшелонов в эвакуацию.

Прямо посреди зала они обошли кучу песка с воткнутой посредине лопатой.

— Зажигалки? — понимающе спросил Илья, и Настя утвердительно кивнула:

— Да, у нас каждое помещение приготовлено к обороне. — Она немного подумала. — Но, пожалуй, одну картину я могу вам показать.

Деревянные щиты наглухо закрывали все тринадцать окон Лоджий Рафаэля вдоль Зимней канавки, и, проводя Илью по тёмной галерее, ей пришлось взять его за руку. Он сжал её пальцы, и Настя почувствовала, как от его ладони по телу побежало обжигающее тепло.

Фреска Фра Анджелико «Мадонна с младенцем, святым Домиником и святым Фомой Аквинским» была закреплена на стене в зале итальянской живописи, и от вражеских снарядов её защищали лишь бумажные полоски на окнах невской стороны Эрмитажа. Фреска была слишком тяжела и хрупка для упаковки.

Настя много раз любовалась на тонкие черты Мадонны, выписанные пятьсот лет назад, но сегодня ей показалась, что святая Мадонна особенно задумчива и грустна.

— Символично, — благоговейным полушёпотом сказал Илья.

И Настя еле слышно откликнулась:

— Я верю в Бога.

Илья помолчал, а потом медленно и веско произнёс, как говорят люди, тщательно обдумавшие свои слова:

— Я с недавних пор тоже верю.

Прощаясь, он серьёзно взглянул ей в глаза:

— Настя, скажите прямо, у вас есть семья?

— Конечно! — Выражение его лица на миг стало беспомощным, и она с радостью перечислила: — У меня есть родители, сестра и брат. А у вас?

— А я, знаете ли, из беспризорников, потому один как перст. — Он снял с головы ушанку, обнажив коротко стриженную голову.

— Что вы, Илья, такой холод! Немедленно наденьте!

Скрывая смущение, он нахлобучил шапку низко на лоб и протянул Насте руку для прощания:

— Вы разрешите мне вас навещать?

Солнечный луч, пробившийся через заиндевевшее стекло на двери, лёг ей под ноги. Она наступила ногой на золотую полоску света и уверенно сказала:

— Буду ждать. Главное — постарайтесь остаться в живых.

* * *

Март 1942 года. Далеко от Ленинграда.

«Дорогие мама и сестрёнки!

Ваш любимец Волька жив, здоров и довольно упитан, так что не беспокойтесь о моём здоровье! День и ночь занимаемся строевой подготовкой. У нас тихо, по улицам бродят ишаки, а за дувалами кричат петухи и квохчут куры. На улицах появилось много эвакуированных, довелось встречать и ленинградцев. От их рассказов о блокаде сжимается сердце и хочется скорее оказаться на фронте и мстить, мстить, мстить! Мамочка, дорогая, я всей душой надеюсь, что ты и Капа с Настей сумеете выжить в сплошном кошмаре огня и голода. И главное, не смейте переживать за меня. Даю торжественное обещание вернуться домой с победой! Мне почему-то кажется, что победа придёт обязательно весной вместе с хорошей погодой и первыми цветами. Давайте всей семьёй дружно будем в это верить, и тогда всё сбудется!

Мама, ты помнишь нашу поездку к бабушке на Чёрное море? В последнее время я часто вспоминаю Кавказ и твёрдо знаю, что враг не должен любоваться красотой наших гор.

Обязательно передавайте от меня привет папе. Думаю о нём каждый день. Жаль, что неизвестен адрес его полевой почты, черкнул бы ему пару строк.